Режиссер Айнур Аскаров: «Уфа была чужой: приходилось ночевать в машине»

Про таких, как Айнур Аскаров, говорят: «Молодой да ранний»

Со стороны кажется, что этот парень – любимчик фортуны. Выучившись на режиссера в Санкт-Петербурге, где в 2011 году стал лауреатом молодежной премии города в области художественного творчества, вернулся в родную республику и чуть ли не сразу получил грант главы Башкортостана.

Про таких, как Айнур Аскаров, говорят: «Молодой да ранний»
Фото: архив МК

«Родителям говорили, что меня ждет тюрьма»

Фильмы его собирают призы всевозможных фестивалей, к тому же недавно 28-летний режиссер возглавил молодежный центр Союза кинематографистов Башкирии. Однако сам Айнур уверен: если б те, кто считает его везунчиком, приложили столько же усилий, они бы тоже добились своего.

– У вас на родине, в Акъяре, видели ваши фильмы? Что говорят земляки?

– Раньше меня не очень воспринимали: «Свой? Что он может снять!». Я часто вспоминаю: когда снимали «Енмеш», объявили кастинг. Не пришел ни один человек! Я ездил по улицам на машине как маньяк, высматривая на детских площадках детей. А недавно показывал «Пусть ветер унесет мои слова», «Енмеш» и «Горький мед», было три зала битком в Акъяре. Сейчас мои соседи, дальние родственники, друзья, учителя при встрече говорят: «Айнур, мы не ожидали от тебя, ты же никогда не проявлял интереса к кино». Конечно, не проявлял: какие кинокамеры в деревне? Даже фотоаппарата не было! Мне в школе пророчили не очень хорошую жизнь. Учителя говорили: «Пожалуйста, не отдавайте сына в десятый класс. Его ждет тюрьма».

– Что ж вы такого делали?!

– Я был нормальным ребенком, просто попал не в тот круг и всегда оказывался крайним. Кто-то в школе что-то испортит, а крайним почему-то оставался я. К счастью, мама поступила мудро: родители думали отправить меня в какой-нибудь колледж, но все же оставили в школе.

– «Енмеш» – автобиографичный фильм?

– В нем много романтики, сюжет я нафантазировал, но то, что в детстве я ходил в кино за два куриных яйца, – правда. Часто была проблема: одно яйцо. Эта вечная нехватка денег, знакомая нам всем: хочешь чего-то, но у тебя не хватает возможностей, чтобы этого достичь. Все мои фильмы первичны по сюжету. Я никого не пародирую, никому не подражаю. Снимаю кино, как чувствую, может быть, иногда изобретая велосипед. Сейчас, когда начал работать с большим материалом, понял, что это не всегда правильный путь. Думаю, мне еще нужно учиться, восполняя имеющиеся пробелы в знаниях. Я рос в хайбуллинских степях абсолютно уличным мальчиком и никогда не думал, что буду снимать кино. Мне многие говорят: «Хорошо, что начал со своей истории. Нужно пытаться сохранить невторичность».

– Вы называете себя «степным мальчиком», но ведь ваш папа – не простой селянин.

– Он простой рок-музыкант. Не скажу, что стал режиссером благодаря влиянию родителей. Я рос как ветер в степи, куда хочу – туда иду. Мои родители не говорили: «Вырастешь и будешь тем-то». Спасибо большое им за это. Я принимал все решения сам.

– А у вас была рок-группа?

– У нас в семье все играют на музыкальных инструментах, но меня это обошло стороной. Я читал рэп в детстве, у нас была команда, мы 10-15 лет назад танцевали брейк-данс на волне хип-хопа.

– В кино начинали как актер?

– Пытался, но не получилось, слава богу. Снимался в эпизодах, сыграл одного из наркоманов в «Моей звезде» Тансулпан Буракаевой, телеоператора в «Ургале»... У себя снимаюсь иногда.

– Как думаете, маленький Айнур отдал бы куриные яйца, чтобы увидеть фильмы режиссера Аскарова?

– Маленькому Айнуру Аскарову было все равно, какое именно кино покажут, главное - что-то увидеть. Думаю, он бы пошел. Я, кстати, с коротким метром осознано познакомился году только в 2006-м, когда посмотрел работу Романа Каримова Don’t worry, которая снималась в Уфе. Тогда я понял, что неважно, какой метраж, можно за несколько минут рассказать историю, которая волнует, как будто посмотрел большое кино. Кстати, была когда-то идея сделать из «Енмеша» полный метр о смене эпохи. Помните период, когда пошли видеокассеты, и все смотрели их дома. Это были реально второсортные фильмы низкого качества с тем самым «знаменитым» дубляжем. А большого кинематографа не было, не было волшебного света кино, пленки. Для меня это было с 1997 года до 2008. Около 10 лет я не имел возможности смотреть кино на большом экране, и только в 2007 году, после длительной паузы я посетил современный кинотеатр в Питере.

«Когда снимаю, вдохновляюсь хорошими фильмами»

- Сложно оставаться в вашей профессии оригинальным?

- В жизни такое бывает, думаешь, что твое, а оказывается, до тебя это уже десять раз снимали. Часто ловлю себя на мысли, что когда снимаю, вдохновляюсь отрывками фильмов, что видел когда-то. Посмотрел «Жизнь Пи» – взял какую-то нотку для фильма, посмотрел «Сонную лощину» – взял атмосферу. Везде нахватал и вложил в башкирскую историю. Кстати, на кронштадтский фестиваль прислали работу «И цирк приехал». История один в один слизана с «Енмеш». В Абхазии, откуда эта лента, я был не раз, «Енмеш» получил там гран-при фестиваля «Страна души». Наверное, его кто-то увидел, вдохновился, забыл, что увидел, и придумал историю заново, решив, что она его. Мы есть то, что мы читаем, смотрим, слушаем.

- Каких принципов придерживаетесь в режиссуре?

- Нужно больше изучать, только тогда может получиться что-то качественное. Мой товарищ, оператор Ильсур Ишаев сказал простую, но для меня знаковую фразу: «Не надо постоянно пытаться удивлять». Я ему говорю: «У меня в «Горьком меде» таксофон на сосне – круто, в «Енмеш» за яйца в кино ходят – круто, в «Пилораме» герой оживает. Зачем просто снимать? Кино – это зрелище, оно должно удивлять». Он говорит: «Надо снимать кино на ту тему, которая тебя волнует. И тогда у тебя найдется зритель, который будет тебе сопереживать».

– Телефонная будка в «Горьком меде» и правда запоминается. Про нее многое можно услышать от «отличная находка» до «откуда он это взял, у нас в деревнях этого никогда не было».

– Хорошо, что нет равнодушных. Возможно, в жизни все немного иначе, но этого требует драматургия. В деревнях есть таксофоны, просто они висят на железных столбах, а не на сосне. Мы делали фильм о человеке, природе и обществе, которое где-то за кадром, и хотелось показать не просто домашний телефон. Связи-то нет, один таксофон, это маленькое окошко в мир, на всех – общайтесь. Но в то же время технологии, цивилизация – рядом. Мы взяли новый, блестящий таксофон в Бурзянской АТС, приколотили к сосне, бросили провода, зафактурили, и он стал играть. Мало того, наверх поставили борть, и когда кран спускается, ее видно в кадре, слышны пчелы.

– А часть, где герой едет за медом…

– Кажется затянутой? Она была еще длиннее. Эта часть абсолютно документальна. Я шел за героем с камерой, и он рассказывал о жизни. Проколесили много, и из этих кадров я в итоге собрал кусок. Если этот фрагмент сократить, герой не был бы раскрыт, и в конце нам не стало бы его так жаль. А фильм-то полудокументальный, и у меня не было других приемов, чтобы герой стал каждому из нас близок. Меня все спрашивают: «А кому он рассказывает?». Да вам он рассказывает! Да, он не смотрит в камеру, но мы сидим рядом на этой телеге и слушаем его. Это был эксперимент в жанре – научно-популярное кино, в то же время и игровое, и документальное.

– А медведь-то там был?

– Пусть останется тайной, был ли он там или в другом месте, – улыбается Айнур. – Это очень смешной кадр, и я долго думал, оставить ли его. Жена уговорила: пусть будет.

«Пересняли фильм, чтобы отчитаться за грант»

– У картины «Пусть ветер унесет мои слова» был еще один вариант. Что с ним случилось?

– Да ничего не случилось. Он лежит. Вряд ли я из этого материала что-то буду делать.

– Почему пришлось начать все заново?

– Как всегда – из-за денег. Мы, как энтузиасты, решили: «Снимем кино сами». Кто что мог – продал, у кого-то одолжили. Сняли историю, и вроде даже неплохо получилось. Приступили к монтажу и на всякий случай подали заявку на грант. И тут нам его дают. Здорово! Но фильм-то уже снят, что делать? Посмотрел я материал и решил, что надо снимать заново: сейчас сдам фильм, а меня спросят: «Где здесь пять миллионов?». Там ручная камера, реальные интерьеры, непрофессиональные актеры. Версия неплохая, но видно, что низкобюджетная. Вторую версию все видели, она участвует в фестивалях, а кадры из первой на мастер-классах я показываю для сравнения: с деньгами и без.

– Люди, которые видели первую версию, говорят, что она, как минимум, не хуже.

– Там мы трудились в десять раз больше, и снимать ее было сложнее. Если судить по отдельным кадрам, она не хуже, но уверен: собрать ее – она проиграет. Хотя это дело вкусовщины. Она другая. Если новый вариант получился на грани сказки и реальности, то там чистая социалка: ПАЗик из сегодняшних дней, измученная мама, которая приводит детей в настоящий старый дом. Локации другие, актеры другие, даже сценарий изменился.

– Не хотите доделать первую версию? Очень хотелось бы ее увидеть.

– В одну и ту же воду дважды не входят. Получится, что я сам разбираю свое творчество. Зачем? Думаю смонтировать клип из старого материала. Например, попросить спеть Зилю Бахтиеву, которая прекрасно исполнила в конце фильма баит «Сак и Сок».

– Многие говорят, что новая версия получалась постановочная, телевизионная, театрализованная.

– Фильм получился образцово-показательный. Часто снимали не чтобы рассказать историю, которая нас волнует, а чтобы показать: «Смотрите, как мы умеем снимать! Вот отличное изображение, актеры, свет. Всё летает. Посмотрите этот фильм и дайте нам еще денег: мы снимем не хуже». Спустя время я думаю, что сверхзадача проекта была именно в этом: оправдать грант и доказать, что мы умеем снимать, и нам дали его не зря. Тем не менее фильм получился. Возможно, где-то актеры «плюсуют», но это наш башкирский менталитет. Искусственность присутствует, потому что каждый кадр уже был готов, «нарисован». Все знали, как надо снимать. «Камера, мотор, начали». Отыграли, и хорошо. Мастера, делая безупречную работу, добавляют какую-то кривизну, ее еще называют «почерк автора». В этом фильме, как мне кажется, он отсутствует. К тому же меня смущает цвет фильма, но все опять упирается в деньги и время. Да, наверно, это никто и не замечает. Нужно забыть об этом и снимать новое кино.

– Кстати, многие зрители думают, что у фильма счастливый конец. А вы придерживаетесь иного мнения?

– В фильме нет ни одного пустого кадра, и не просто так в нем появляется перо. Когда героиня сдувает его с плеча, звучит жесткая мелодия – тема проклятья, она звучит также, когда мать проклинает детей, и в конце фильма. Конечно, ни в каких птиц дети не превратились, но материнское проклятье будет в них жить всю жизнь. Что бы героиня ни переосмыслила, оно будет вылезать в детях, как вылезает он во всех нас как комплекс, внутренние зажимы.

«Самое тяжелое – долго гореть своей идеей»

– И «Ветер…», и «Пилорама» – обращение к мистике…

– В «Пилораме» больше стеб над мистикой. На первом месте любовь, которая доведет и до гроба. Есть башкирская поговорка: «Женщина может и убить мужчину, и воскресить, и сделать царем». Мне кажется, что мужчины более творческие, а женщины – земные. Часто женщины нас приземляют, говорят: «Давай работай, нужна новая машина, еще что-то». Ни в коем случае не говорю, что у меня так, но, мне кажется, это нормальная ситуация. Я даже по примеру своей семьи могу сказать: папа, когда что-то создает, может увлечься и забыть обо всем, а мама ему этого не позволяет. Надо найти баланс, и тогда семейная жизнь будет хорошая, красивая, яркая, теплая.

– Вы ведь всю семью в своих фильмах сняли: и маму, и папу, и братишку, и жену.

– Папу снимал, мама играла в массовке, но, кажется, в фильм кадр с ее участием не попал. Младшего братишку Газинура снимал в массовке в «Енмеше», а среднего брата еще нет.

– Со своими работать проще?

– Нет, сложнее. Но своим не нужно платить. Проще с чужими, когда ты говоришь в критической ситуации чуть ли не матом: «Вот твои деньги, вот договор, давай работай!». Можно работать так, но это не мой стиль. У нас очень мирная обстановка на площадке. Еще с нанятым человеком не будет внутренних обид, если я вырежу кадр с ним. Деньги-то уплачены. А мама может расстроиться, если я ее приглашу, она бросит дела, а в итоге в фильм не попадет.

– Как с женой Анастасией познакомились?

– В Акъяре - она приезжала к нам на лето из Питера к бабушке.

– Слышала, вашей молодой семье поначалу приходилось нелегко. Вы даже какое-то время жили в машине.

– Да, в Уфе! Не то чтоб жили постоянно, а когда сюда приезжали на неделю, ночевали у друзей либо в машине. Я люблю Уфу, но этот город для меня был абсолютно чужим, здесь не было друзей, родственников, не у кого остановиться. Приезжаешь по делам, паркуешься на краю Уфы на Амантая с видом на Белую и ночуешь в автомобиле. Разумеется летом, не зимой.

– А сейчас есть где в Уфе остановиться?

– Мы снимаем квартиру, но постоянного жилья нет.

– Помочь не обещают? Для деятелей культуры все-таки строят дома.

– Нет.

– Вы же теперь еще и чиновник.

– Я не чиновник, а общественный деятель. В чем разница? Наверно, в том, что я не получаю за свою деятельность денег.

– И как, через полгода после назначения затянула бумажная работа?

– Думаю, что может затянуть. Но начинаешь помогать людям, а свое дело стоит на месте. Все время уходит на других. Вот это обидно. А когда берешься за свое и думаешь: что-то не идет, не греет. То ли влияет то, что я отсматривал короткометражную программу на фестивали. Отсмотришь 400 фильмов и думаешь: сейчас сними что-то, и твой фильм попадет в эту кучу. Хочется выделиться, но, понятное дело, всегда выделяться не получается.

– Но, согласитесь, вам все-таки везет. Деньги на ваши фильмы всегда так или иначе находились...

– Просто я прилагаю неимоверные усилия. Думаю, что если б те люди, которые денег не получили, приложили столько же, они бы тоже добились своего. Все говорят: «Тебе так легко все дается». Да какого черта! Столько труда, бессонных ночей, кабинетов, коридоров, протоптанных мною… Все мы, творцы, хотим, чтобы нам принесли в одном чемодане деньги, в другом – сценарий и сказали: «Снимай». Но, понятное дело, это никогда не случится. Приходится ходить, просить, где-то хитрить, чтобы проект запустили. Может быть, это норма сегодняшнего дня.

- Такая ситуация не выматывает творческого человека?

- Самое тяжелое – долго гореть своей идеей. Один раз прийти и рассказать, как все будет здорово, легко. А вот в течение двух лет рассказывать всем, какая это замечательная история… К тому же со временем ты эту историю перерастаешь. Но надо находить силы и рассказывать так, как будто ты в первый раз рассказываешь, пытаться убедить, что твой проект нужен всем.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №12 от 16 марта 2016

Заголовок в газете: Степной волк

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру