От тюрьмы и до сумы
А помните, как перед телекамерами товарищ генерал-полковник по любому, даже самому ничтожному поводу – шнурки на обуви не те, не так резво узник отвечает «начальнику» - отправлял зеков пачками в ШИЗО во время своих показательных поездок по зонам и следственным изоляторам? Теперь же сам вкушает «прелести» тюремной жизни.
Уже более двух десятков лет идут разговоры на самых разных уровнях о реформировании системы службы исполнения наказаний. Президентом и правительством России давно провозглашен курс на гуманизацию тюремных порядков. К слову, самые разные источники в один голос утверждают, что до сих пор по крайней мере четверть заключенных в нашей стране сидит из-за сфальсифицированных дел или нежелания правоохранителей разбираться, кто на самом деле виновен в том или ином преступлении.
Лоббисты тюремного ведомства умудряются год от года увеличивать финансирование своей «конторы», но выясняется, что львиная доля этих расходов идет на улучшение материального положение ведомства и его сотрудников, но никак ни «спецконтингента», его перевоспитание и подготовку к жизни «на воле».
По словам замдиректора ФСИН России Анатолия Рудого, только в 2015 году количество жертв туберкулеза в местах лишения свободы составило 23 тысячи, а умерших от рака - более 52 тысяч.
Число заключенных в России за последние годы уменьшилось на 27 процентов. Но при этом число сотрудников ФСИН снизилось всего на 20 процентов при резком увеличении расходов на их содержание. Выделяемые казной деньги до зеков практически не доходят, оседая в самой системе, которая умело «осваивает» госсредства.
Так, бывший глава ФСИН Александр Реймер украл деньги, предназначенные для закупки браслетов. Мало того, уже в этом году выяснилось, что руководитель службы в печально знаменитой Коми умудрился в 2014-м «стырить» 50 километров федеральной трассы в северной республике, и так не избалованной дорогами. Семь тысяч бетонных плит сняли и продали по дешевке «на сторону». Генерал-лейтенанта внутренней службы Александра Протопопова, который, оказывается, по совместительству был ещё и врио замдиректора ФСИН, сотрудники ФСБ арестовали в Подмосковье, но дорогу в северный край уже не вернуть. Мало того, в ходе следствия выяснилось, что арестованный начальник, оказывается, был ещё садистом и любил на досуге… драть волосы своим подчиненным, когда их «воспитывал» за те или иные прегрешения.
Тому, что сложившаяся практика исполнения наказаний не способствует исправлению оступившихся людей, есть масса примеров. Самый наглядный для Башкирии – история с убийством и изнасилованием 11-летней Виолетты Токарчук.
Убийца девочки, Александр Валеткин, уже сидевший за изнасилование, был из числа «активистов» в колонии, то есть «твердо вставшим на путь исправления». А в тюрьме таких активистов называют «ссученными» - само слово объясняет сущность этих людей, которые имеют покровительство коррумпированной части сотрудников ФСИН. Рецидив среди подобной публики гораздо выше, чем среди обычных зеков.
Несколько лет назад пришлось побывать в одной из ИК города Салавата, где в явно ненормальных экологических условиях приходится жить не только заключенным, но и служить сотрудникам салаватских колоний. Реакция регионального ГУФСИН откровенно удивила: чиновников, оказывается, задело совсем другое. Дело в том, что в публикации были названы имена и фамилии заключенных, с которыми беседовал корреспондент. Нельзя, мол, этого делать потому, как нарушаются права указанных граждан. Правда, тюремщики умолчали, что жаловались «рассекреченные» граждане на угрозы надзирателей, обещавших мстить им самым извращенным способом.
Особенно больная тема – «малолетки». Практика нынешней тюремной системы такова, что здесь никогда не воспитают нового Александра Матросова, который, как известно, имел две судимости. Унижения, побои и несправедливость могут дать только обратный результат.
Правозащитники давно уже говорят о необходимости вывести несовершеннолетних из системы ФСИН. И современные Макаренко обязательно найдутся в нашей стране, как и те педагоги, которые воспитали Сашу Матросова. Но деньги, за которые мертвой хваткой держатся чиновники тюремного ведомства, являются главным препятствием для таких преобразований.
Печально, но, видимо, как это и происходит веками в нашей стране, ситуацию переломить может только первое лицо государства. Но пока критическая масса ещё не накопилась и ждет своего часа.
Счастье повелевать
А ведь история унижения зеков имеет глубокие корни, идущие еще с советских времен.
Поздней осенью в 90-е семья уфимского школьника Валерки получила трехкомнатную квартиру в новом микрорайоне Сипайлово. Панельный дом был построен городом, и поэтому в нем поселилась самая разношерстная публика. От загнанных в угол бюджетников, измученных многолетним проживанием в общагах, до тех, кто попал под снос в Нижегородке, когда расчищалась санитарно-защитная зона тамошнего ЖБЗ. Среди новых жильцов были и люди в погонах. В соседнем подъезде поселилась семья вечно хмурого гаишника, дочь которого Эльвирка говорила своим одноклассникам, что её папа мечтает дотянуть до пенсии и наконец-то выспаться. Там же стал обитать какой-то военный связист, не вылезавший из командировок. В подъезд над квартирой, где жил наш герой, въехала семья прапорщика, который почему-то не говорил, где именно «тянул лямку». Правда, никто ему в душу не лез и назойливо не расспрашивал. Люди понимали – служба…
Но Валеркиной бабушке показалось, что дядя Фарид несколько комплексует из-за своей внешности. Мужчина был тщедушен, лысоват и даже немного прыщав, хоть и давно вышел из подросткового возраста. К тому же невелик ростом. Обувь носил не уставную - на толстой подошве, видимо, чтобы казаться выше. Зато форма, в которой он ходил, даже в магазины и на рынок, была всегда отутюжена, а ботинки начищены до блеска.
Незаметно пролетела зима, и в июне родители, как и обещали сыну, всей семьей собрались поехать к родственникам в Анапу.
Поезд уходил поздно – почти ночью, и пока отец сторожил вещи, Валера с мамой решили пройтись по перрону. С правой стороны здания уфимского вокзала в то время был прямой проход на первый путь для пассажиров. В этом месте стояла грузовая машина, похожая на хлебовозку. Отпускники неспешно подошли поближе и увидели, что перрон между вагоном и той машиной с обеих сторон перекрыт солдатами. На поводках рвались злобные овчарки. По команде из машины по одному выпрыгивали взъерошенные и взмокшие от духоты и жары люди с авоськами в одной руке и второй рукой за спиной. Спрыгнув вниз, они что есть силы бежали вдоль оцепления к двери вагона. Это уже потом, повзрослев, Валерка узнал, что автомобиль для перевозки заключенных называется «автозаком», а тюремный вагон – «столыпинским». Школьник успел удивиться, сколько народу уместилось в кузове тюремной машины. Не знал тогда сипайловский мальчишка жаргонного слова «утрамбовка», когда тюремщики на спор за водку набивают в автозак как можно больше узников. И им неважно - задыхаются ли там до полуобморочного состояния этапируемые или нет. Это же не люди по их бумагам, а «спецконтингент». Подумаешь, умер «по естественным причинам»…
Кто-то, видимо старший, периодически выкрикивал: «Свободная рука за спиной!» Голос показался Валерке знакомым.
Последним выскакивал худенький парнишка. Едва показалась его голова, как за оцеплением крикнули: «Рамиль!». Молодой человек немного замешкался, закрутил головой и неудачно спрыгнув, упал на перроне. Тут же послышался громкий чмокающий удар. Тот самый старший подскочил и пнул парня по ребрам, а когда два конвоира ловко подхватили лежащего и потащили к вагону, тот же человек, что есть силы ударил зека по спине резиновой палкой: «Разлегся!», а затем последовало нецензурное слово.
На всю округу раздался страшный, похожий на вой, крик. Немолодая женщина с деревенским платком на плечах кинулась к своему сыну. Но конвоиры профессионально пресекли её попытку.
Захлопнулась двери тюремного вагона и автозака, конвой расступился и старший, помахивая резиновой палкой, гордо и не спеша прохаживаясь по перрону, зычно крикнул: «Посторонние лица, проходи не задерживайся! Здесь не цирк!» Это был дядя Фарид! Таким счастливым, с горящими глазами ни Валерка, ни его мать своего соседа ещё не видели. Прапорщик упивался властью и как будто стал выше ростом и шире в плечах.
Мать Рамиля прислонилась головой к железному забору и, держась обеими руками за прутья ограды, громко навзрыд рыдала. Она всего лишь хотела переглянуться со своим сыном. Другая, тоже деревенского вида женщина, видимо родственница, пыталась успокоить маму заключенного и, как бы оправдываясь, крутила головой и говорила ошарашенным людям: «Деньги с нас взяли, обещали, что дадут поговорить…»
И в голову не могло прийти наивным колхозницам, что и на людском горе тоже делаются деньги, а «гражданин-начальник» из тюремного ведомства, давший такое обещание, как сказали бы сегодня, «кинул» сельчанок.
Взгляды дяди Фарида и его соседей встретились. Замерев на какие-то доли секунды, товарищ прапорщик резко и зло развернулся и, отдав какое-то короткое распоряжение своим подчиненным, вышел на привокзальную площадь.
Сын с матерью долго стояли молча и не могли прийти в себя. Слишком неправдоподобно и чудовищно было произошедшее. Отъехала тюремная машина, вагон был неотличим от обычного почтового.
- Почему дядя Фарид так поступил?
- Я и сама не понимаю, сынок.
- Наверное, он просто очень злой.
- В своей жизни ты встретишь ещё много несправедливости и никуда от этого, к сожалению, не деться.
- Если на людях сосед так себя ведет, то что же он творит без свидетелей, - резонно заметила бабушка, услышав рассказ внука после возвращения семьи домой.
Через год дядю Фарида выгнали со службы. Но не за издевательства над «спецконтингентом». Просто он попался с поличным при продаже сухих пайков, которые выдают заключенным при перемещениях. Товарищ прапорщик реализовывал их в коммерческий киоск и «засветился». Большого «навара» с пайков типа «бомжпакетов», предназначенных для узников, не получишь по определению, поскольку их кормят самыми дешевыми и низкосортными продуктами. Но лишняя, пусть и ворованная копейка, стабильно пополняла семейный бюджет дяди Фарида.
- Мужа подставили за его принципиальность, - уверенно объявила соседке по тамбуру его супруга.
Но сдали прапорщика, оказывается, обычные девчонки-продавщицы, понявшие, кого грабит, оставляя без еды, «гражданин начальник». Причем, сумели сделать это так, что «принципиальный» чуть под суд не попал. Дядя Фарид потом долго бегал с какой-то папкой под мышкой и оправдывался перед начальством. Избежать уголовной ответственности помогла «круговая порука» или, как по-новомодному стали называть это позорное явление, «корпоративная этика». Но службу садисту пришлось оставить.
Успокоившись, сосед устроился охранником в магазин на Центральном рынке в Уфе и с важным видом каждый день, как и раньше, стал уезжать на работу на 39-м маршруте. Его униформа охранника походила на прежний мундир, а обувь по-прежнему блестела на солнце.
