Андрей Дементьев: «Мы столько не пили, как герои «Таинственной страсти»

Поэт признался, что каждый из знаменитых шестидесятников жил своей жизнью

Андрея Дементьева без преувеличения можно назвать легендарным человеком. Андрей Дмитриевич не только известный поэт, но еще и успешный тележурналист. С конца 80-х он был ведущим передач «Добрый вечер, Москва», «Клуб молодоженов», «Браво», «Семейный канал», «Воскресные встречи». Многие телезрители помнят Дементьева, как ведущего программы «Народ хочет знать» на канале ТВЦ.

Поэт признался, что каждый из знаменитых шестидесятников жил своей жизнью
Фото: архив МК

«У меня такое впечатление, что вся Россия пишет стихи»

Кроме того, Дементьев работал в Израиле первым шефом бюро российского телевидения на Ближнем Востоке. Здесь он создал три телефильма о Святой земле. Старшее поколение до сих пор с благодарностью вспоминает журнал «Юность», который Дементьев возглавлял более десяти лет. При нём тираж издания достиг небывалого размера — более 3 миллионов экземпляров.

- За некоторые произведения в журнале приходилось бороться, причем бесконечно, - рассказал Дементьев на встрече с уфимцами. - Во время работы в «Юности» я почти не писал стихов, потому что журнал требовал такого журналистского внимания, вовлечения, собранности, что даже трудно сейчас это все рассказывать. Много всего было. Вот, например, писатель Юрий Поляков – сейчас классик. Он невероятно талантливый человек. Его произведение «100 дней до приказа» затрагивало совершенно запрещенную тему в нашей журналистике и литературе. Когда я готовил к печати эту повесть, мне позвонили из главного политического управления советской армии и сказали: «Нам стало известно, что вы собираетесь напечатать клеветническую повесть о советской армии. Имейте в виду, мы подготовили письмо в политбюро ЦК КПСС – у вас будут большие неприятности». Я ответил: «Ну почему клеветническую? Поляков написал о своей жизни, он служил в армии два года. Он написал так, как было». Но мне ответили: «Все равно повесть клеветническая». Мне ничего не оставалось делать, как сказать: «У меня есть встречное предложение. Пришлите мне копию своего письма в политбюро, и я опубликую его как послесловие к повести». На том проводе, конечно, поразились моей наглости, но, тем не менее, я напечатал это произведение. Позже я попросил Юру Полякова написать повесть об учителях, потому что он закончил пединститут и преподавал в школе. Он написал, и мы потом напечатали еще две его повести. Но кроме Полякова у нас много было замечательных авторов.

- Публикация Войновича тоже ваша инициатива?

- Когда мы напечатали повесть Войновича о Чонкине, появилась разгромная статья героев соцтруда о том, что мы клевещем на нашу жизнь и действительность. Все это приходилось одолевать, тратить нервы, время и здоровье… Но достать журнал было непросто, потому что подписка была ограничена. Я знаю несколько случаев, когда из-за превышения лимита людей снимали с работы, потому что они нарушили установленный порядок. Помню, у меня было несколько интересных случаев, связанных с «Юностью», когда я уже работал шефом бюро российского телевидения на Ближнем Востоке. Например, на творческих вечерах в Израиле люди в зале вставали и говорили: «Когда мы уезжали сюда, у нас было очень ограниченное количество вещей, которые мы могли взять, но подшивку «Юности» мы привезли».

- Наверное, это очень приятно?

- Ты чувствуешь, что не зря живешь, когда тебя читают, уважают, смотрят на телевидении и слушают по радио, когда твое слово доходит до сердца. Знаете, мне присылают стихи со всей страны. У меня такое впечатление, что вся Россия пишет стихи! Огромное количество – и книги, и рукописи, и диски - чего только нет. Я, конечно, стараюсь все читать. Но помимо литературы для меня важна и моя работа журналиста. Журналистика – это счастье и радость, все то, что наполняет мою жизнь красотой, вдохновением и добротой. Первый раз я появился на экране телевидения в 1958 году. Телевидение – это та сторона журналистской деятельности, которая сейчас особо востребована. Мне бы очень хотелось, чтобы работа тележурналистов не была подвержена нападкам и давлению. Особенно на местах, в районах, областях, чтобы руководство чувствовало, что слово – это важно. «В начале было слово», - сказал Господь. Ведь словом можно убить, можно ранить человека, а можно поднять так, что он будет счастлив всю жизнь.

«Жена проработала со мной в «Юности» 20 лет»

- Но вы не только отдали «Юности» 21 год, но еще и встретили там свою любовь…

- Да, Анна Пугач проработала со мной в журнале «Юность» двадцать лет. Пришла 16-тилетней девочкой после 10 класса, поступив в МГУ. Ей просто повезло: она зашла с улицы и сходу сказала, что хочет работать, а попасть в журнал было непросто. Так случилось, что в редакции в тот момент ответственным секретарем был фронтовик. И он ответил Анне: «Тебе повезло, у нас одна девушка в декрет уходит, будешь вместо нее». Так она и осталась. Помню, сначала она работала учетчиком писем, затем сотрудником. Потом она слетала к опальному Аксенову в Вашингтон, сделала с ним интервью и дала к нам в журнал. Когда мне положили верстку на стол и я начал читать интервью, то вдруг подумал: «Умная девочка у нас работает». Позвал своего заместителя и предложил сделать ее заведующим отдела и членом редколлегии. Вызываем Анну, сообщаем ей об этом. А она говорит: «А каким отделом? У меня два!». По ее интервью с Аксеновым я понял, что она умная, но не думал, что такая настырная. Пришлось сделать ее заведующей двумя отделами. В «Юности» такое произошло впервые. Кстати, Аксенов был уверен, что мы не напечатаем этот текст. «Я же закрытый со всех сторон, напрочь», - говорил Вася. Но мы напечатали.

- Почему вы ушли из «Юности»?

- Потому что понял, что пришли другие времена. Я отдал «Юности» 21 год, пора было освободить место молодым, чтобы они делали журнал по-другому, по-новому. Недавно слышал, что тираж «Юности» сейчас 2,5 тысячи экземпляров. И это после трех миллионов. Времена изменились, сейчас многие журналы имеют маленькие тиражи, потому что другой спрос и другие люди. Особенно молодежь уходит в интернет, оттуда скачивают все, что им интересно. Но, тем не менее, все равно слово остается и книга остается. Я читаю газеты, журналы и книги, потому что это интересно, в них жизнь, понимаете? Уверен, что сегодня в журналистику приходят умные и одаренные люди, которым есть, что сказать, и они знают как это сказать.

- Есть что-то общее между шестидесятниками и сегодняшними журналистами?

- Конечно. Между журналистами всегда много общего, потому что они занимаются одним делом. Но меняются условия, в которых ты должен жить и работать. В любом случае, когда бы ты ни жил, ты должен быть честен перед самим собой. Есть совесть, которую надо иметь или о которую надо хотя бы иногда спотыкаться. Слово журналистов – великое слово, потому что они держат в руках ситуацию. Они приносят то новое, что есть в нашей жизни сегодня.

- Как считаете, факультеты журналистики нужны или настоящей журналистике нельзя научиться в вузе?

- Все индивидуально. Образование нужно иметь обязательно. У меня три высших образования. Талант, конечно, нужен, но чтобы разговаривать на таких высотах, которых требует журналистика, надо быть человеком образованным, умным и начитанным. Это дают университеты и преподаватели. Но, конечно, чтобы стать журналистом, необязательно учиться именно на журфаке. Замечательный писатель Григорий Горин закончил медицинский институт, Константин Эрнст – биологический факультет, Андрей Вознесенский - архитектурный. Конечно, бывают и исключения. Например, в Тверской губернии был поэт Спиридон Дрожжин, крепостной. Он был обычным крестьянином, пришедшим к написанию стихов через интуицию или гены. Но он писал так, что великий немецкий поэт Рильке специально приехал в Россию, чтобы перевести его стихи на немецкий язык. Представляете! Это просто непостижимо! Но это все же исключение. А вообще, на мой взгляд, журналист должен очень много знать. Важно открывать свою профессию для читателей, слушателей, зрителей. Самое интересное, что может быть, это когда ты что-то открываешь – в другом человеке или в жизни.

«Аксенов был ранимым, как и все писатели»

- Как родилась идея открыть памятник поэтам-шестидесятникам в Твери?

- Сначала появилась идея открыть Дом поэзии. Пять лет я все пробивал, решал вопросы. Сначала рассказал о своей мечте Лужкову. Ему все понравилось, и он дал добро на то, чтобы открыть Дом в Москве. Но позже Людмила Швецова, его заместитель, с которой мы дружили, сказала, что нет свободных зданий, что вопрос решится во время нового строительства. Я понял, что это займет много времени и поехал в Тверь, где предложил свою идею местному губернатору. Так мы начали работать. Затем я пришел к своему другу Зурабу Церетели, нашему выдающемуся художнику, и мы разговорились о создании памятника. Я тогда прочитал ему стихотворение «Пять легендарных имен». Позже Зураб мне позвонил и мы решили, что рядом с памятником нужно еще сделать сквер поэзии. На открытие Дома поэзии и памятника поэтам к нам даже прилетел Женя Евтушенко из Америки. Понимаете, важно чтобы эту эпоху не забывали, чтобы возвращались к тем книгам, к авторам, которые были такими искренними и которым так тяжело было. Их и угнетали, и отправляли за границу, и стучали на них. Помню, когда мы прилетели в Вашингтон, Вася Аксенов предложил нам пожить неделю у него, потому что он уезжал. И я согласился. Знаете почему? У Васи на полках стояли книги, которые у нас были запрещены. И мы за неделю перечитали все эти книги.

- Как вы восприняли сериал «Таинственная страсть», одним из героев которого являетесь? В действительности все было так, как описано в романе Аксенова? Или все же роман и телефильм – это разные вещи?

- Все же немного разные. Все были разрознены, каждый жил своей жизнью. Да, все общались, встречались, делились впечатлениями, боролись друг за друга и помогали. Это все было, но немного иначе. Ну и, конечно, столько не пили.

- Почему 60-е дали такое большое количество одаренных людей?

- Хорошо сказал Евтушенко, когда мы провожали в последний путь Роберта Рождественского. Он сказал: «Оттепель, это же мы ее надышали». Я помню эти стадионы, огромные залы, набитые людьми, которые слушали стихи часами. Это все действовало на душу, на сердце, на твое отношение к жизни. Это было потрясающе! Я тоже в этих вечерах участвовал, понимаю, как это все важно.

- Как относитесь к людям, которые уезжают из России?

- Я понимаю, бывают ситуации, когда люди вынуждены уехать. Я дружил с Галей Вишневской, со Славой Ростроповичем. Их вынудили это сделать. Я писал письма Горбачеву, Лукьянову по поводу того, что надо возвращать гражданство этим замечательным людям. Мне Галя говорила: «Представляешь, вышла книга, посвященная 200-летию Большого театра, а там даже нет моей фамилии». Когда же им все-таки дали двойное гражданство, она с обидой говорила: «А может, я не хочу этого! Меня ведь не спросили, когда лишили гражданства!» На что я ответил: «Не лукавь, конечно, вы рады, что все так завершилось». Потом Вишневская приехала и дала в Большом театре прекрасный вечер «Возвращение на родину». Это трагедия, когда люди уезжают, и двойная трагедия, когда их выгоняют, когда не уважают, презирают.

- Расскажите о дружбе с Василием Аксеновым.

- С Васей мы дружили, у нас дачи были рядом. Я помню, когда произошла история с авторами альманаха «Метрополь», Вася протестно вышел из союза писателей и собрался уезжать. Помню, мы вместе гуляли на дачном участке и он мне сказал, что его пригласили читать лекции в Америку. В то время Борис Полевой отклонил его повесть «Золотая наша Железка». Поначалу он ее принял, а потом отклонил. Я не знаю, что там произошло, но я даже поругался с Борисом Николаевичем из-за этого, потому что я был за эту повесть, она очень талантливая. И вот Вася мне сказал: «Когда ты напечатаешь повесть, тогда я вернусь в Россию». Как только я стал главным редактором «Юности», я первым делом ее напечатал. Позже напечатал «Остров Крым», а затем «Московскую сагу». Так вот Василий Аксенов был не просто удивительно талантливым человеком, он был ранимым. Да все авторы были ранимые... Они так за все переживали, им так важно было что-то сказать и чтобы их слова дошли до всех. А тогда ведь была цензура, было очень сложно...

«Все больше убеждаюсь в необходимости худсоветов»

- Значит, про цензуру – это не преувеличение?

- Я помню, как из моей книжки цензура выбросила 13 любимых стихотворений. Помню, как цензура предупреждала меня через других людей: «Будем бить до кровавых соплей». Понимаете, тяжелое было время. Но оно воспитывало в нас характер, мужественные черты творца. Это очень важно, потому что за искусство, за литературу надо бороться. Нужно не только написать, но и дать возможность почувствовать как можно большему количеству людей, что ты пишешь и говоришь правду.

- Как на сегодняшний день обстоят дела с цензурой?

- Меня очень огорчает и тревожит, что деньги стали играть огромную роль в том числе в журналистской сфере. Это печально. Конечно, я всегда был против цензуры. Но сейчас я все больше убеждаюсь, что должны быть художественные советы. Я был членом трех худсоветов, в состав которых входили замечательные композиторы, писатели. Именно они не позволяли опускаться ниже того художественного уровня, к которому мы привыкли. То есть мы охраняли всех нас от пошлости. И сегодня все-таки должен быть какой-то контроль. Цензуры сейчас нет, но мы иногда чувствуем ее руку, в которой зажат доллар. Будем с этим бороться, а что нам остается делать.

- Стоит ли на государственном уровне поддерживать художественную литературу?

- Регулировать ее не стоит, а поддерживать надо. В советское время был один союз писателей, а сейчас таких союзов пять. Конечно, они уже не играют той роли, которую союз играл раньше. Во времена, которые мы клянем, называем совком, было не только много несправедливости и беспощадности, но было и много хорошего. Так сложилось, что мой дед погиб в лагере, два дяди погибли в тюрьме, отец сидел. Я везде честно писал, что у меня такая ситуация и мне везде возвращали документы, потому что я был сыном врага народа. Это очень страшно. Но вспоминаются и хорошие вещи. Например, союз писателей в те времена поддерживал молодых. Были всесоюзные совещания молодых авторов, на которых выступали классики – Твардовский, Катаев и многие другие. Они давали рекомендации, книги, путевки в Дом творчества. Это, безусловно, прекрасно. Сейчас я получаю огромное количество писем со стихами и знаю как тяжело молодым сегодня. Скажем, приносит человек книгу в издательство, а ему говорят, что издавать ничего не будут, потому что имени у него нет и нужно сначала заплатить деньги. И в то же время миллионеры могут публиковать собственные стихи за свой счет. Это обратная сторона свободы. Но дурной вкус не должен к нам с вами проникать.

- Как соединить в искусстве классику и современный подход?

- Я считаю, все должно быть талантливо, умно и по-доброму. Важно, чтобы каждая строка, каждое слово и каждая книга воспитывали в людях свет, добро, порядочность и честность. Можно искать форму. Сейчас многие пишут так, что не сразу поймешь. К сожалению, Вознесенский когда появился, тоже был не очень понятен, потому что он был новатором, гениальным поэтом. Поэтому в плане формы все очень тонко и в то же время важно. И кроме того, важно, кто рядом с тобой, кто помогает тебе, кто твой учитель, на кого ты опираешься.

«Я раздражаюсь, когда наши поют на «Евровидении» на английском»

- Что вы выберете – книгу или интернет?

- Сейчас, к сожалению, стали меньше читать. Я не совок в том плане, что отвергаю интернет. Но я люблю держать в руках книгу, открывать страницы. Я понимаю, что из интернета можно все скачать, я сам пишу в интернете, мне все это очень интересно. Сегодня все перемешалось, но важно, чтобы в центре стоял талант, мудрость, желание говорить то, что ты думаешь, не лукавить, не врать, не подделывать. Быть самим собой, не изменять себе – это самое главное. Я уважаю таких журналистов и литераторов, которые не изменяют себе.

- Что нужно современной поэзии, чтобы сегодня собирать стадионы?

- Поэтам важно быть честными, не изменять себе. Но, конечно, при условии таланта. Батюшков сказал замечательную фразу «Пиши как живешь, и живи как пишешь». Чтобы читатель и слушатель не мог тебя упрекнуть. Однажды, еще до Майдана в Киеве, мне позвонил Женя Евтушенко и рассказал, что на его выступление в столице Украины пришел полный зал. Он был удивлен, что пришло много молодежи, как в 60-е годы. Я и по своим залам вижу, что молодежи среди слушателей прибавилось. Простите за хвастовство, но у меня вышло 120 книг и десяток последних переиздавались по 17-18 раз. Значит, есть в этом потребность. Я счастливый человек, потому что меня читают. Значит, я говорю то, что люди хотят слышать и что сами переживают. И мне очень приятно, что и среди молодых людей есть замечательные, талантливые поэты – Вера Полозкова, Елена Зотова и многие другие.

- Должны ли поэты и журналисты стремиться к успеху?

- Это не должно быть постоянно сопровождающей мыслью. Но работать надо так, чтобы потом господь бог не пожалел, что именно тебя наградил талантом. Работать надо честно и с душой. Когда ты служишь своей профессии и сам чувствуешь, что правильно избрал путь, это и есть успех. Журналисты принадлежат к той категории людей, которые влияют на нашу жизнь. Журналистское слово ждут, к нему прислушиваются. Для меня журналист и писатель – это высшая категория.

- Что вас огорчает в современной России?

- Я считаю, что государство мало занимается детьми. Государство должно чувствовать, что дети - это его забота. Россия – страна добрых людей, ведь сколько мы собираем денег на помощь нуждающимся, на лечение детей. Но добрее нас должно быть государство – это его личная обязанность. Михалков правильно сказал: «Сегодня – дети, завтра – народ». А мы хотим, чтобы народ был здоровый, сильный, образованный. И государство должно этому отдавать все, что возможно. Пока оно этого не делает. Есть и другие вещи… У меня был вечер в «Карнеги холл», на который пришло очень много народу. Так приятно, когда приезжаешь в какую-то страну, а там тебя встречают люди, говорящие по-русски. Честно скажу, я уважаю русский язык, потому что он очень красивый, емкий, мудрый. Когда я еду по Москве и вижу вывески на английском, всегда думаю, почему я должен читать на английском здесь, в столице России. Когда наши молодые певцы едут на «Евровидение» и представляют там нашу страну на английском языке, я раздражаюсь. Россию надо представлять на русском языке. Я не представляю, чтобы мой друг Мерей Матье в молодости поехала на какой-нибудь конкурс и пела от имени Франции на английском языке. Мы иногда слишком себя не уважаем. Надо уважать себя, ведь мы великая держава, у нас великое прошлое, про которое мы забываем. 

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру