50 оттенков юмора
В центре пьесы – семейство Звездинцевых, с любопытством живущее в России в конце XIX века. Условный глава семьи Леонид Федорыч невероятно увлечен спиритическими сеансами. Он регулярно устраивает «общение с духами» в своем доме, приглашая разнообразных медиумов. Те, разумеется, умеют только пудрить мозги, что успешно и регулярно демонстрируют. Живительного огня потустороннему миру добавляет горничная Таня, которая по-карлсоновски шалит и добродушно «курощает» как недалекого хозяина, так и всех причастных к его безобидным глупостям. В один прекрасный день к Звездинцеву приходят крестьяне с просьбой продать землю. Предложенные условия его не устраивают, ходоки в отчаянии. Таня решает помочь им, подкорректировав очередной спиритический сеанс, поскольку один из ходоков – отец ее жениха Семена, буфетного мужика. Разумеется, все кончается хорошо – иначе какая бы это была комедия.
Пьеса, задуманная Толстым как шутка, позднее переформатированная в пьесу для домашнего спектакля в Ясной Поляне, претерпела девять редакций и целый ряд постановок. Самую первую, любительскую, в 1891 году сделал еще Станиславский, который сам же и сыграл роль очарованного спиритизмом главы семейства. В современной истории более-менее известна постановка Петра Фоменко в театре Маяковского, которая была в репертуаре тетра чуть ли не с середины 80-х. Два года назад театр заново поставил этот спектакль, на этот раз режиссером выступил ученик Фоменко Миндаугас Карбаускис.
- Это спектакль в стилистике классического русского психологического театра, - отмечает завлит театра Елена Попова. - Решили, что академическому драматическому театру хорошо иметь в своей афише имя Льва Толстого, а сюжет очень узнаваем.
Сюжет действительно узнаваем, но в постановке Игоря Черкашина, который уже не первый раз работает с русдрамой, «Плоды» выглядят и звучат по-новому. В первую очередь в глаза бросается красочное цветовое решение, за которое отвечает Юрий Сопов - главный художник Новошахтинского драмтеатра. Костюмы, декорации, свет произведены с настолько манящими оттенками, что поневоле превращаются в коробку карандашей для зрителей, которые, как известно, тоже когда-то были детьми. Содержательный акцент тоже смещен, отчасти даже рафинирован – в сторону юмористической комедии, отчасти вымывающей сатирический подтекст.
В свое время большую часть комического эффекта в этой пьесе создавало сопоставление людей разных сословий. Для деревенских мужиков в господском доме многое в диковинку: от позднего подъема хозяев до круглосуточной работы кухни во имя угощений в режиме 24/7. Звездинцевых, в свою очередь, удивляет даже сама внешность крестьян, от которых они шарахаются, как от чумных, а мадам Звездинцева и вовсе просит обработать дом медикаментами. Эти взаимные открытия и концентрировали вокруг себя область смешного. За сто с лишним лет подобные встречи верхов с низами претерпели ряд культурных и социальных изменений, из-за чего заложенные в фабуле действия попросту не считываются как комические. Так, например, войдя в дом крестьяне хотят перекреститься и ищут красный угол, где традиционно стоят иконы, но не находят и вертятся волчком. Когда-то этот эпизод сыграл бы определенную роль, сейчас – воспринимается как архаичная деталь и вызовет понимание лишь у знатоков. Для большинства же это пустой архаизм. Собаки в дворницкой и другие удивительные истории про роскошь Звездинцевых требуют определенной эрудиции, которой владеет далеко не всякий зритель, тем более в категории «16+». Режиссер это понимает и старается фокусировать внимание зрителя на таких деталях с иной стороны.
Так, например, мужики, будучи в доме, кучкуются на крохотном половичке, чтобы не дай бог не наследить на господском полу. То есть визит крестьян в богатый дом в контексте эпохи должен сам по себе формировать почву для смеха, но в данном случае машина времени едва ли сработает. Поэтому акцент смещается на более привычную, бытовую ситуацию «грязные люди в чистом доме», заставляя персонажей иначе передвигаться и существовать на сцене. В результате эпизод оказывается смешным, при том что природа этого юмора уже другая – не социальная, а ситуативная. Спектакль обыгрывает не все, но многие подобные фрагменты, дополняя их спасительными аттракционами, которые позволяют зрителю расслабиться и не задумываясь наслаждаться зрелищем.
Сказочный настрой
Более простыми и менее привязанными к эпохе выглядят и персонажи этой истории, хотя формально – и по одежде, и по социальной роли – они ничем не отличаются от литературной основы. Владимир Латыпов-Догадов, сыгравший главного Звездинцева, с блеском довел своего персонажа до абсурдного максимума. Леонид Федорыч получился настолько воздушным и безответственным, плывущим от реальности в мир потусторонних фантазий, что даже сама интонация героя и его игривая походка вызывают смех. То есть зритель обращает внимание не на вопиющий идиотизм и безответственность, которые несут героя от одного спирита к другому, но на сам персонаж, харизматичный и очаровательный, который смешон задолго до своих поступков.
Деревенские мужики в уфимской интерпретации стали еще более лубочными, чем это было в прежних постановках. Третий мужик, которого сыграл Сергей Басов, – тот самый, что повторяет о слишком маленькой земле, что и «куренка выпустить невозможно», голосом и рефреном превращает себя почти в мультяшный персонаж. От которого, кстати, довольно скоро начинают ждать одной-единственной фразы, вновь связанной с аттракционной частью постановки. В финале он идет еще дальше и эволюционирует в эдакого аниматора, который заигрывает с публикой и по традиции утренников напрямую просит публику закончить фразу - разумеется, про куренка. При этом попадание актеров в собирательный образ деревенских мужиков из «старой доброй» сказки – практически стопроцентное, а такое узнавание безошибочно наполняет зрителя теплыми эмоциями.
Горничная Таня, которая тоже менялась в постановках разных лет, в исполнении Татьяны Ахроменко ближе всего к Труффальдино или Фигаро из советских телеспектаклей. Это веселая и неунывающая служанка, которая ловко дурит нерадивого хозяина, харизмой завоевывает доверие союзников и всегда выходит сухой из воды.
Не менее узнаваемыми масками оказываются и другие персонажи: супруга Анна Звездинцева – жена и деспот, держащая мужа под каблуком, шарлатан Гросман, выдающий себя за читателя мыслей, камердинер Федор Иваныч – умный и добрый, по-отечески присматривающий за Таней, и другие. В постановках театра Маяковского внимание слету приковывала Светлана Немоляева, которая успела сыграть и супругу Звездинцеву, и кухарку. В уфимской постановке наиболее харизматичным оказывается Латыпов-Догадов в роли Звездинцева, которого очаровательно несет, как гоголевского ревизора по волнам своих легких мыслей. Ну и конечно, третий мужик еще нескоро сотрется из памяти зрителей.
Спектакль полон забавной суматохи, которая широко открытыми глазами напоминает то ли ловкое баловство «Тома и Джерри», то ли сериал на СТС. В целом, уфимская постановка звучит достаточно свежо и смешно. И главное – нескучно, что при материале столетней давности и давно известном сюжете очень важно.
В новом сезоне в афише Русского драматического театра еще несколько премьер: семейный мюзикл «Дюймовочка и принц», комедия «Мнимый больной» и рок-опера «Белый конь, златая птица» - устройненняа грантовая постановка прошлого года «Акбузат». Взятый в этом году курс отчетливо виден и, как показала первая премьера, скорее всего, будет пользоваться может и не бурным, но успехом среди местных зрителей. Современная драматургия все еще слишком амбивалентна для провинциальных театров, поэтому они привычно ставят на классику и выигрывают. Видимо, к этому располагает время, когда людям некуда деться от новостей разной степени тяжести, а слишком инновационные спектакли могут вызвать чересчур пристальное внимание каких-нибудь активистов.
