Петля времени
В результате «Довлатов» стал еще одной лакмусовой бумажкой для российских зрителей, увидевших в фильме и вокруг него слишком много.
Действие фильма ограничивается предпраздничной неделей ноября 1971 года. Довлатов живет в питерской коммуналке и работает в газете «Морской путь». Все его известные произведения еще будут написаны, а пока он безуспешно пытается взяться за роман. На работе требуют по-советски безусловные статьи, в которых мысль в сторону считается опрометчивым побегом. В редакции литературного журнала готовы подумать насчет довлатовских рассказов, если он напишет идеологически верный материал про поэта-метростроевца и искренние стихи к юбилею нефтяников. Герой пытается протиснуться в Союз писателей, достать дочери большую немецкую куклу и видит сны с участием Брежнева, Фиделя Кастро и бывших коллег по зоне. Вокруг не столько бурлит, сколько побулькивает жизнь, по самое некуда полная грусти и печалей. Бродский читает стихи и с горечью рассуждает об эмиграции, предчувствуя скорый отъезд из страны, таланты не выставляются и не печатаются, существуя где-то на обочине в полулегальном состоянии. Кто-то фарцует, кто-то доносит, кто-то пьет, и оставаться человеком в этих обстоятельствах все сложнее.
Здесь нет искрометных экранизированных эпизодов из довлатовских произведений, только несколько цитат. Впрочем, легкий, почти беззвучный юмор иногда прорезается сквозь гнетущую обстановку 70-х. В воздухе витает тяжелый дух ноябрьского праздника с запахом какой-то тягучей трагедии, которая доносится до зрителей парой кровавых эпизодов.
- Для меня эта история универсальная, - подчеркивает Герман в одном из интервью. - То, что наша история циклична, - проблематика нашей истории, а не моя личная. Во многом об этом - о цикличности истории и судьбе русской интеллигенции - был фильм «Бумажный солдат». Картина становится все актуальнее и актуальнее, хотя мы эту актуальность в «Довлатова» не закладывали. Это пугающая актуальность, но не я ее начал.
Фильм – не документ и не привычный байопик, это тоже своего рода сон, неудержимо связанный с реальностью, из разряда тех, что снятся главному герою. Журнал «Искусство кино», анализируя фильм Германа-старшего «Мой друг Иван Лапшин», использует очень подходящий термин – артреконструкция легенды. В определенной степени таково определение и «Довлатова». Время, и правда идущее по спирали, сложно не узнать: 60-е и 2000-е подвели черту под оттепельными настроениями и стремлением к идеализму, медленно, но верно уплотняются незримые границы, за которые лучше не заходить, а Ленина и тоталитарное прошлое страны никак не получается оставить за закрытыми дверьми. И тем не менее все это кажется вполне адекватным рассказом о Довлатове – настолько сильно поймано настроение человека в желудке страны.
Привкус дефицита
При том, что «Довлатов» стал, пожалуй, самым зрительским фильмом Германа-младшего, его почерк узнаваем. Мутно-белесый сонный воздух времени, в котором пугающе много места, но нет условий для реальной жизни. Разговоры на разных планах, разрушающие связность эфира и формирующие образ неподдельно живого погружения в происходящее. Этому же способствует и само построение кадра оператора Лукаша Зала, известного по оскароносной польской драме «Ида» Павла Павликовского.
Исполнитель главной роли сербский актер Милан Марич очень удачно вписался не только в контекст, но и в образ Довлатова – человека большого и нежного, харизматичного и ироничного, не теряющего самообладания при ежедневном бесперспективном разговоре с бездной. Любопытно, что сам Марич по-русски не говорил, а «настройку» на русский дух прошел в Питере, где его откармливали не очень здоровой пищей и знакомили с изнанкой северной столицы. Не менее рельефным оказался и остальной кастинг фильма, вплоть до эпизодических героев, которые оказываются в кадре всего на несколько секунд. Это не лощеные стиляги из костюмированных телесериалов, но в каждом из них есть какой-то невероятный след на лице, говорящий гораздо больше, чем они сами могут сказать за отпущенный им хронометраж. В числе прочих органично смотрится Данила Козловский, сыгравший второстепенную роль непризнанного художника-фарцовщика.
Фильм стал предметом обширного обсуждения зрителей, причем не только из-за художественных качеств и обманутых ожиданий искрометного героя. Волна возмущения прокатилась из-за маркетинговой кампании прокатчика, к которой, по словам Германа-младшего, он не имеет отношения. «Дисней» заставил говорить из каждого утюга, что фильм идет только первые четыре дня марта. Эрнст, один из продюсеров фильма, добавил огня, пообещав показать «Довлатова» по Первому очень не скоро. После 4 марта кинотеатры открыли реальные даты проката, и оказалось, что фильм идет не меньше любых других. Учитывая хорошо заполненные залы в Уфе за первые мартовские дни, кажется, цель кампании была достигнута: за полторы недели, по данным ЕАИС, сборы составили 113 миллионов рублей. К слову, «Конец прекрасной эпохи» Говорухина, показавший более компромиссный вариант довлатовского героя, собрал три года назад лишь 15.
Видимо, так продолжилось внедрение специальных мер в области преференций отечественного проката, а жонглирование датами – только начало большого и не всегда приятного опыта. Сборы сборами, но неприятный осадок все же остался. Противоречивая ситуация с прокатом вынудила зрителей подстраиваться под кинотеатры, а не наоборот, хотя клиент предположительно все еще прав. Можно ли считать искусственно созданный дефицит, налепивший на себя объявление о заочной культурной ценности, обманом? Если и фильм стоит просмотра, и сборы неплохие, и зритель до фильма добежал, а это все-таки редкость?
Дело даже не в самой манипулятивной грубости прокатчика, к подобному торговому хамству мы уже привыкли. С одной стороны, хорошо, что так много людей увидело знаковое авторское кино, о существовании которого знают в России два с половиной человека, а любят еще меньше. С другой стороны, «Заводной апельсин» Берджесса в свое время красноречиво рассказал о том, что насильно мил не будешь. И было бы не так обидно, если бы прокатчик провернул эту аферу с каким-нибудь кинокомиксом или очередной спортивной драмой. А тут фильм, чересчур активно посланный собрать денег, рассказывает про героя, который не может переступить через себя и пойти на «грязные» заработки. Вот тебе и ирония.
«Безгеройная» история
В первой половине фильма есть эпизод, в котором Бродский читает стихи на публику. Один персонаж говорит другому, что ему стихи не нравятся, тот отвечает, что ему напротив, понравилось. Спокойная равнозначность мнений искажается тем, что один из посетителей начинает говорить про бесталанность Бродского, из-за чего ему довольно резко возражает Довлатов. Очевидно, что по умолчанию зритель становится на сторону главного героя и видит в том, кто не понимает этой прогрессивной красоты, лишь ограниченного конъюнктурщика, неспособного оценить потенциал. На место такого же неумехи зритель, полюбивший фильм, автоматически поставит любого, кому «Довлатов» не понравится из-за неудобоваримой стилистики, скучного событийного ряда. С легкой руки в этом списке окажутся все, кто не понимает современный театр, современную литературу и вообще современное искусство, успевшее выйти за привычные рамки. Самое забавное, что в подобном противоборствующем раскладе нет вины режиссера, тут, скорее, срабатывает наш неутомимый менталитет, решающий за нас на несколько ходов вперед.
Фильм наверняка соберет еще ряд обвинений в политической ангажированности, учитывая, что в числе поддержавших картину есть и гендиректор Первого канала, и Никита «Бесогон» Михалков. Одно из свежих – сообщения в соцсетях о том, что на избирательных участках студентам и сотрудникам питерского Института кино и телевидения будут выдавать открытки, которые можно обменять на билет на закрытый показ «Довлатова». Отличный повод для упражнения в горьком юморе.
Увязнувший в идеологических баталиях – как, впрочем, и любые российские фильмы последних лет, «Довлатов» сам по себе – это важное, красивое и своевременное кино. Невнятный язык и непривычная стилистика – небанальное решение, напоминающее о существовании в стране интересного и многослойного авторского кино. Довлатов – все такой же индивидуалист, которого при всем желании невозможно приватизировать или записать в чьи-то политизированные ряды. «Безгеройная» история о том, как остаться человеком в предлагаемых обстоятельствах, – тема дня, о сути которой забывают по нескольку раз за день. А путешествие в несуществующее советское прошлое – сон, от которого все никак не получается проснуться.
