«Я еще не успел побывать в подвале и на чердаке»
Биография Айрата Рауфовича полна неожиданных поворотов. Человек увлекающийся, он окончил музыкальную школу по классу скрипки, кроме того, в разное время занимался фигурным катанием, фехтованием, боксом, тяжелой атлетикой, хоккеем и стрельбой, играл в ансамбле, работал в геологоразведке. И все-таки тяга к рисованию победила.
Талант Терегулова-художника многогранен: график, живописец, мастер гравюры и ассамбляжа. В его творческом активе более двухсот групповых и свыше 30 персональных выставок, а весной этого года мастер представил серию «Черное на белом» в технике китайской туши на бумаге в галерее «Мирас». И хотя его работы полны экспрессии, сам мэтр всегда собран, сдержан и чуть ироничен.
— Айрат Рауфович, назначение на должность директора музея имени Нестерова стало для вас неожиданным?
— Нет, мы начали переговоры месяца за полтора. Так что время подумать, прежде чем согласиться, у меня было.
— Обычно представления не совпадают с реальностью. Что оказалось самым сложным на новом месте?
— Я знал, что работа потребует много времени, но не думал, что настолько много. Практически весь день, с полдевятого утра до восьми вечера, я нахожусь в музее.
— То есть теперь времени на творчество не остается?
— Практически нет. Но надеюсь, что дальше, с приобретением опыта, будет легче. К тому же пока я еще не во все вопросы до конца вник, в самом музее еще не везде побывал, не спускался в подвал в старом здании, не заглядывал на чердак…
— Раньше постоянно велись разговоры о том, что музею негде хранить экспонаты, нет условий. Вы пришли работать уже в новое здание. А новое хранилище отвечает всем необходимым требованиям?
— Конечно! Сейчас хранилище занимает 1800 квадратных метров: там и пожаротушение, и климат-контроль и условия для хранения произведений по последнему слову техники. Музейщики, которые приезжают в Уфу из других городов, в восторге. Не везде такое есть.
— Говорят, что новая метла по-новому метет. Есть желание что-то изменить в музее?
— Я не сторонник резких движений, хотя у нас в музее, как собственно и везде, всегда есть что улучшать. Но перемены будут происходить постепенно.
— Сохранится ли традиция концертов в стенах музея, появятся ли новые проекты?
— Обязательно. Все лучшее, что было наработано, останется. Будет действовать постоянная экспозиция классического искусства из собрания музея. Продолжим практику обменных экспозиций. Сохранится традиция персональных юбилейных выставок наших выдающихся художников. В скором времени начнутся выставки произведений из последних поступлений музея — того, что было приобретено и подарено музею за последние десять-двадцать лет. В планах — открыть «Телевизионную академию воспитания искусством» для детей от 5 до 15 лет, где обучение будет происходить не только средствами изобразительного искусства, но и музыкой, и театром. Собираемся воспитывать детей искусством, а также снимать об этом культурно-образовательную детскую телепередачу на базе музея. Рабочее название проекта — «Аристократ». Хотим задействовать в этом искусствоведов, художников, музыкантов, актеров из Молодежного театра, педагогов академии искусств и педуниверситета. Дети в игровой форме будут получать знания по истории театра, кино, изобразительного искусства, музыки, а также заниматься актерским мастерством, речью, движением. Если все сложится удачно, то подготовим подобные занятия и для взрослых.
«Меценат — это проверка на интеллигентность»
— Есть ли в музее любимый зал и любимая работа?
— Все зависит от внутреннего состояния и настроения. Лирическое — подойдешь к Айвазовскому, боевое — у Бурлюка постоишь.
— Когда возле музея появится памятник Михаилу Нестерову?
— Надеемся поставить скульптуру в ноябре-декабре. Идея памятника родилась в недрах нашего музея, ее поддержали власти. Был объявлен конкурс, в результате которого комиссия пришла к выводу, что лучше всего удалась работа очень талантливого художника, моего давнего друга Фирданта Нуриахметова. Он взял за основу композиции скульптуру одного из моих учителей — безвременно ушедшего Николая Калинушкина. У Николая Александровича была небольшая работа, посвященная художнику, на основе которой Фирдант сделал свой, более современный вариант. Сейчас ростовую фигуру, высотой более двух с половиной метра, завершают лепить из глины. Кстати Фирданту в этом помогает замечательный скульптор Владимир Лобанов. Скоро эта модель, с которой будет снята форма, отправится в Екатеринбург для отливки в бронзу.
— Какие выставки нас ждут?
— Предполагаем представить выставочный проект «Современное изобразительное искусство России». Это будут персональные и групповые выставки художников. Начать можно с соседних регионов — Оренбург, Челябинск, Екатеринбург, а далее Казань, Краснодар, Новосибирск, Омск, Москва и Питер. В рамках творческого обмена собираемся приглашать мастеров, чтобы наши художники не варились в собственном соку, а зрители имели возможность познакомиться с творчеством лучших действующих художников страны. Но пока реализация этого проекта упирается в финансирование.
— Меценатов не нашлось?
— Сейчас мы прорабатываем вопрос о создании попечительского совета, ведь во всех серьезных музеях он имеется, и подобные вопросы решаются именно на нем.
— Думаете, люди пойдут? Чем заманивать будете?
— Это как раз проверка на интеллигентность, социальную продвинутость, тест на зрелость. Заманивать будем только званием попечителя. Уверен, что это будет интересно многим учреждениям, компаниям и частным лицам.
«Обо мне и моих картинках сложно писать»
— Каждая новая серия ваших работ кардинально отличается от предыдущей. С чем это связано? Это желание не повторяться, реализовать себя как можно в большем количестве жанров и стилей или поиск себя?
— С течением времени все мы меняемся. И желания, стремления наши меняются в ту или иную сторону. Иногда это происходит случайно. Вот, например, подарил мне друг Евгений Дубницкий рулон ватмана шириной метр двадцать. Что с бумагой такого формата делать? Разрезать на куски жалко. Благо был планшет 160х150 см. Растянул, под рукой оказалась китайская тушь. Так родилась серия «Черное на белом» в нетипичном для графики формате 160 на 120 см. Сделал серию тушью и опять ушел в живопись. Параллельно режешь линолеум, дерево... Это все ответвления или как слоеный пирог: одно накладывается на другое. Смена техник разнообразит способы пластического мышления, заставляет двигаться вперед.
— Наверно, у наших искусствоведов взрыв мозга от вашей многогранности?
— Я знаю, что обо мне и моих картинках сложно писать. Слишком много серий, тем, сюжетов, манер, техник исполнения. А искусствоведы, как правило, специализируются по отдельным видам искусства. Профессионально разбирающемуся в живописи затруднительно в полном объеме рассуждать о тонкостях печатной графики, и наоборот. Если же говорить об искусствознании вообще и о так называемом «актуальном искусстве» — видеоарт, инсталляция, перфоманс, то это отдельная песня, в которой не разбираются даже художники, практикующие традиционные техники изобразительного искусства. Музейные искусствоведы в своем большинстве ориентированы на классику. Для того, чтобы профессионально описывать процессы, происходящие в современном актуальном искусстве, нужно иметь специальное образование и практику современных международных арт-форумов.
— Сейчас в интернете на художественных форумах часто можно встретить утверждение мэтров, что конечный итог работы зависит не в последнюю очередь от качества и цены материалов. А как вы к этому относитесь?
— Интересоваться качеством материалов, конечно, надо, но это не самоцель. Как для музейщика, сейчас эта тема для меня актуальна, потому что это вопрос сохранности произведения во времени. А как для художника — нет. Для меня — чем проще, тем лучше.
— Говорят, что вы пишите свои картины под музыку. Что обычно звучит из динамика?
— Классика, блюз, рок, джаз. Наверно, я не оригинален, многие люди моего поколения этим болеют со времен первых альбомов Led Zeppelin.
— Музыка не отвлекает от работы?
— Наоборот, отсекает все ненужное. Мозги заполняются музыкальными вибрациями и настраиваются на нужный мне лад.
«Не желаю внучке стать художником»
— В школьные годы вы получили образование по классу скрипки. Что стало решающим при выборе профессии художника?
— Это случайность. В детстве рисовал как все дети. Может быть, чуть лучше других. В художественной школе не учился, потому что музыкальная занимала все время — моим преподавателем был Михаил Ефимович Швайштейн. В армии в учебке в Бузулуке познакомился с художником из Оренбурга, заинтересовался. Дальше пошло-поехало само собой. Художник-оформитель, дизайн интерьеров, учеба на художественно-графическом факультете Башпединститута, графический дизайн, творчество, графика во всех ее проявлениях, живопись, выставки, Союз художников СССР...
— В вашей семье кто-то еще имеет отношение к живописи?
— Двоюродный дед Кафиль Терегулов был живописцем. А в близком круге художников нет, жена — библиотекарь, дочь — юрист-финансист, а зять служит в МЧС (смешно получается: тесть — сержант, а зять — подполковник). Внучка пошла в третий класс.
— Не замечаете у нее тяги к рисованию?
— Все дети талантливы до определенного возраста. Я не желаю ей становиться профессиональным художником. Не для девочек это занятие. Слишком тяжелое и непредсказуемое. Можно быть суперталантливым и архиработоспособным, но все равно никто не знает, что будет потом. Окончит человек художественную школу, училище, институт, и нет никакой гарантии, что он станет хорошим художником, а уж успешным — тем более.
— Над чем сейчас работаете?
— Делаю большую серию иллюстраций башкирского эпоса «Акбузат» — составной части «Урал-батыра». Дело в том, что ныне существующий перевод эпоса был сделан не очень удачно. Читая его, порой, трудно проследить основные ветви развития сюжета, не говоря о тонкостях звучания и смыслов. Издательство «Инеш» выиграло грант на выпуск книги с новым переводом. С башкирского оригинала сделан подстрочник на русском языке, отталкиваясь от которого, московский поэт делает литературный текст, адаптированный к башкирскому оригиналу по звучанию, по ритмике. Параллельно идет работа над переводом на английский язык. В книге на каждой полосе две трети будет занимать текст, а внизу моя иллюстрация. Всего их должно быть сто двадцать. Я долго искал манеру исполнения, пробовал разные материалы, экспериментировал с цветом, варьировал различные степени обобщения и стилизации, которые гармонировали бы с уникальным текстом. В итоге пришел к технике черно-белого граттажа — уникальной, нетиражной технике, похожей на гравюру. Надеемся, что к декабрю книга будет издана.