Ася Володина: «Публикация двух книг подтвердила, что я не сумасшедшая»

«Школа - это модель государства»

Путь в литературную сферу был довольно долгим: писать "Часть картины" Ася начала еще в 2017 году. Однако первое произведение пришлось серьезно дорабатывать, даже несмотря на то, что Володина по профессии филолог. У молодой писательницы уже немало почитателей таланта: в Уфе общение с автором шло более полутора часов. Ася не только отвечала на вопросы, но и активно вела диалог с уфимцами.

- У вас уже три романа, и они все связаны со школьной и университетской темой. Вы преподавали в МГИМО, и это объясняет интерес к вузовской теме. Но почему школа?

- Мне кажется, что это такой общий опыт, который так или иначе проходим мы все. "Протагонист" - это действительно академический роман, который рассматривает проблемы довольно узкого круга людей. Я имею ввиду студентов не просто высшей школы, а студентов высшей школы, которая очень требовательна к своим последователям. Потому что академия в "Протагонисте" - это действительно образ, который требует почти человеческих жертв. А школа - это то, что проходили мы все так или иначе. Так получилось, что, когда я начала писать "Часть картины", у меня сразу был некий финальный образ. То есть я знала, с чего я пишу и куда я пишу. Я знала примерно, кто моя героиня. И почему-то, когда я задумалась, кто она по профессии, у меня сразу возник образ учительницы русского языка и литературы, потому что, мне кажется, это тоже архетип.

По мнению писательницы, «мы представляем себе некоторый набор характеристик, который относится именно к учителю русского языка и литературы, причем именно к женщине».

- Это женщина, которая работает не покладая рук, сеет то самое доброе, вечное и при этом сталкивается в своей повседневности с тем, что это доброе и вечное не очень-то хорошо сеется и, возможно, наоборот, топчется теми, кто находится вокруг неё. И, скорее всего, это некоторый романтизм, идеализм, сложность восприятия людей вокруг себя. Этот набор характеристик очень хорошо лёг в мою героиню. Я, наверное, много работаю с амплуа, и опять же школа - это то место, в котором, возможно, амплуа раскрывается наиболее полным образом. Потому что, допустим, уже в более старшем возрасте, будучи студентом или находясь на работе, мы чуть лучше осваиваем социальные маски, лучше подстраиваемся. Интересно, что условная отличница будет и потом отличницей, будучи преподавательницей, а талантливый троечник тоже будет проявлять те же самые черты. И поэтому школа - это такое пространство общего опыта, тех самых общесоциальных ролей. И в нём очень удобно рассматривать какие-то более широкие проблемы. В "Части картины" школа - это модель, даже модель государства. А вот в "Цикадах" я обращаюсь к модели микрообщества.

- У ваших романов счастливая судьба. А "Часть картины" может стать театральной постановкой?

- Обсуждения были с театральными режиссерами. "Часть картины" - хороший материал для пьесы. Но если из "Части картины" вытащить все неудобное, то там, боюсь, ничего не останется. В качестве пьесы она была бы интересна, как мне кажется. В качестве сериала - тоже. Я бы хотела увидеть "Часть картины" реализованной хоть в каком виде в России, потому что была идея ставить ее за рубежом. Но мне кажется, это тоже не очень правильно, это текст, который должен получить свое воплощение здесь.

- В "Протагонисте" есть герои, которые относятся к миру академии и которые совершенно далеки от него, косвенно с ним соприкасаются. Что их отличает, выделяет тех, кто относится к университету, и тех, кто нет?

- Я бы сказала, что там все так или иначе проходят какой-то путь борьбы, причём борьбы с самим собой или с обстоятельствами. В "Протагонисте" есть часть, про которую много ходит споров неоднозначных, а именно часть 90-х, которая списана с Тольятти, а часть из такого любовно-криминального сюжета в духе романов в мягкой обложке. Татьяна Полякова сознательно написана именно так, потому что для меня сюжет 90-х во многом такой - фабульный, немножко фанфикшн, то есть сниженная, безусловно, история. Мне показалось, что так должно быть. Хотя там есть персонажи, которые кочуют из одного мира в другой. Тем не менее все герои не очень довольны средой, в которой они находятся, и они все пытаются из нее вырваться тем или иным способом, но они все выбиваются куда-то не туда. Да, они вырываются из своих социальных амплуа. Но при этом те роли, которые они выбирают, они им не совсем органичны.

«Я - ребёнок 90-х, нас катастрофически мало»

- Как современные проблемы отражаются в школьном сюжете? Что добавляет современность в эту школьную парадигму?

- "Часть картины" во многом и строится на том, чего нельзя говорить. Обходятся самые острые углы, потому что, возможно, так сейчас работает та же самая школьная система. "Об этом мы не говорим, это мы не трогаем". И на самом деле интересно, как те же школьные сюжеты могут отрабатывать современность, говоря вообще о чем-то другом. И, возможно, опять же идея о том, что школа - это микрокосмос, в котором есть заданная роль школы как мини-государства или общества. У нас эта традиция, возможно, даже богаче, если мы посмотрим на советскую классику. У каждого десятилетия есть свой школьный фильм, и этот школьный фильм отражает общественные тенденции.

По мнению писательницы, «школа - это очень яркое зеркало, в котором все видно очень выпукло».

- Если мы посмотрим на 60-е - "Доживём до понедельника". 70-е - "Розыгрыш", "Вам и не снилось". Если мы перейдём на "Дорогую Елену Сергеевну" и 80-е, то увидим глобально другое поколение и конфликт между тем, как шестидесятники из "Доживём до понедельника" сломались о новые времена. Если мы пойдём в современный кинематограф, то какие у нас школьные фильмы? Это "Школа" и "Все умрут, а я останусь" Валерии Гай Германики. Вопрос о том, насколько "Цикады" реально школьный фильм? Понятное дело, что "Цикады" не могут быть срезом поколения, если честно. Вспоминается "Ученик" Серебренникова. У нашего десятилетия - десятых-двадцатых - как будто бы нет своего школьного фильма. И это тоже показательно, это значит, что социальные тенденции не закрепились. Не очень понятно, что именно показывать.

- Остаются ли какие-то вузы, академии с большой буквы, которые вы описываете? Ведь ваши герои практически бьются, чтобы туда попасть.

- Наверное, мне сложнее сопоставить свой опыт с опытом героев, потому что мы имеем дело с разными демографическими процессами. Я - ребёнок 90-х, нас катастрофически мало. Сейчас демографические проблемы как раз связаны с тем, что нас мало. Дети, которые поступают в пространстве "Протагониста", люди, которые учились у меня, то есть дети начала нулевых, это дети более-менее сытого времени, когда пошел демографический рост. Я и близко не находилась в ситуации такой жёсткой конкуренции, конкурса. Из моего класса очень многие поступали в Москву, Питер, в хорошие вузы, потому что это было возможно. Да, у меня была хорошая школа, но я думаю, что современный конкурс я бы не выдержала. Когда ЕГЭ должно быть 90 и выше.

Писательница признается, что «уже сдавала ЕГЭ, но ни одного результата выше 90 не было».

- Зумеры пришли уже в другие условия. И опять же у нас сейчас есть упор на технические специальности, it-образование. Это довольно специфическая сфера, которая устаревает, пока ты проходишь обучение». То есть пока ты будешь получать свой диплом, уже все поменяется, насколько я понимаю. Моя альма-матер - это МГУ, это не академия, которая из тебя кровь пьёт. Хотя, наверное, из кого-то пьёт, и я знаю, что многие уходили, преподаватели в том числе по разным причинам. Но МГУ - это действительно какое-то особое место силы. Я не так давно гуляла рядом с моим университетом, где даже само расположение на Воробьёвых горах удивительное. Человек, который приходит поступать, только подаёт документы, выходит на эту смотровую площадку, а под ним лежит Москва. Все эти главные здания буквально у тебя на ладони, ты можешь просто протянуть руку и как будто бы взять их. Вот именно это ощущение даёт кампус МГУ. Ни в одном другом вузе я этого не чувствовала. Похожее ощущение у меня было от Новосибирска, от Академгородка. Это тоже уникальное место. Но там скорее так: есть мы, а есть весь отдельный мир. Это, кстати, тоже вопрос к тому, что в России нет университетского романа, потому что у нас, по сути, нет кампусов. Их можно по пальцам пересчитать.

«Я до сих пор неуверенно себе представляю, как писатель»

- Почему вы ушли из университета и стали преподавать на онлайн-курсах?

- В "Протагонисте" есть цитата, которая для меня важна. "Можно быть больше того, что тебе дано. Можно быть другим. Никакой судьбы. Никакого предопределения. Ничего такого. Мне нравится так думать". Несмотря на эту цитату, у меня своеобразное отношение к судьбе. Я много чего делала, чтобы ко мне что-то пришло, но тем не менее ко мне все как-то само приходило и само уходило. Просто логично все подошло к концу. То есть моё преподавание эстонского языка в МГИМО окончилось в 2022 году, потому что, возможно, эстонский язык уже не очень был нужен. Несмотря на то, что у нас работает посольство, в нем еще есть люди и даже мои выпускники, но тем не менее. Я присутствовала при исходе этой истории. Я попрощалась, когда это было логично сделать. Когда я уже оттуда уходила, мне просто предложили поработать на курсах "Память, говори!", которые мне по своей идее очень симпатичны. В целом преподавание – это, наверное, моя идентичность. Я до сих пор как-то неуверенно себе представляю как писатель, потому что не так давно в этой роли, а преподаватель - это моя органика. И я никак не могу покинуть эту роль. Хотя я ушла из университета, но все равно планирую преподавать. И да, эта тема меня никак не отпускает. Я пытаюсь, но меня затягивает обратно.

- Расскажите, как складывалось ваше отношение с писательством, особенно в то время, когда вы ещё работали в вузе?

- Отношения с писательством - это как отношения человека с тревожным типом привязанности с человеком с избегающим типом привязанности. Я давала себе определённый срок. Я начала писать в 2017 году, и меня не публиковали, не издавали. У меня не было никакой популярности, никакой известности, ничего вообще не было. Я, честно говоря, для этого тоже мало чего делала, потому что я написала "Часть картины" и начала рассылать роман по издательствам. Когда я заходила в писательство, ситуация была другой. Конец десятых и начало двадцатых - это разные эпохи, глобально разный спрос на российских писателей, особенно на дебютантов. Да, я просто писала в тот самый стол, хотя я очень боялась этого. Знаете, когда у тебя появляется знакомый человек, который говорит "я теперь писатель, я теперь художник, я начинающий актёр, я певица", все эти творческие люди пугают немножко. Во-первых, они тебя будут заставлять себя оценивать, а во-вторых, ты почти со стопроцентной уверенностью думаешь, что, возможно, у него ничего не выйдет. И у многих ничего не выходит. А когда ты оцениваешь так других, ты себя, естественно, тоже так оцениваешь.

Писательница признается, что «очень строга к себе, и понимала, что сливаю себя, возможно, глобально не туда».

- С чего начался мой роман "Часть картины"? С того, что я села писать учебник по эстонскому языку. Мне стало скучно, и я начала писать роман. Все это время я могла бы писать учебник, а писала непонятно что. Это абсурдная сама по себе штука, что ты создаёшь людей и вместе с ними страдаешь, ты за них переживаешь, с ними проходишь какой-то путь. Ты отдаёшь им безумное количество своего времени, а они все ненастоящие. Учебник хотя бы можно будет потрогать, он хоть кому-то какую-то пользу принесёт - докторскую диссертацию, какие-то плюшки. Хотя бы для своего эго хоть что-то будет. А вот когда ты просто пишешь, что ты делаешь?

Сейчас Ася поняла, «то это было правильно».

- Как раз-таки учебник - это было бы для эго, а писательство - для самости. Я продолжала писать, хотя в этом не было никакого выхлопа вплоть до того, когда в 2020 году "Часть картины" все-таки вышла в финал премии "Лицей". Но и тогда я все же не верила в то, что я делаю и зачем. Я себе дала срок: в 2022 году было пять лет. Это как в вузе проучиться. И моим дипломом стал выход двух книг, которые вышли параллельно. Это хоть как-то оправдало для меня то, что я не сумасшедшая. Первый вопрос, который я себе задавала, когда писала, "а точно ли то, что я пишу, вообще нужно кому-то, кроме меня?". Сейчас я могу сказать, что, если вы хотите писать, пишите. У каждого текста на самом деле находится свой читатель.

«Прозаики, наверное, самые свободные люди»

- А почему начали с прозы?

- Не так давно для одного проекта мне надо было написать рассказ. Я села писать рассказ, написала все полностью диалоги, посмотрела на это и поняла, что нужно просто написать пьесу. И я поняла, что я могу сдать пьесу, потому что там максимальная драматургическая структура, есть очень жёсткий каркас. И я не знаю, почему изначально это была именно проза. Мне в целом очень легко писать диалоги. И мне легко писать от первого лица. Главное - услышать голос. Поэтому история про голос, который надо услышать, который меня поведёт, для меня определяющая. В "Части картины" для меня был сильный голос Софьи, главной героини. Я до сих пор хочу написать пьесу, но у меня пока нет для этого материала. Нужна какая-то театральная история. Я готова в это лезть, наверное, не раньше, чем закончу то, что я сейчас пишу. Возможно, я попробую написать пьесу, посижу и пойму, что романная структура мне намного ближе. Пьеса - это все-таки очень жёсткий каркас. Это менее жёсткая история, возможно, чем сценарий, но тем не менее. Прозаики, наверное, самые свободные люди.

- Вы стараетесь объединить и увлекательный сюжет, и довольно сложную форму в плане языка и в плане структурных решений. Видите ли вы свою зону роста? Помимо драматургии, чтобы вы же сами хотели развивать?

- У меня сложное к этому отношение, потому что с одной стороны я за то, чтобы преодолевать себя. Мне кажется, все тексты у меня так или иначе про преодоление, начиная от "Части картины", которая как дебют уже сама по себе преодоление. "Цикады" - преодоление чужого материала. И сейчас, опять же, я захожу на территорию для себя сложную, потому что в новом тексте много описательности, и я как будто бы замедляю сознательно темп и увлекательность отодвигаю на задний план. Это пространство описательности у меня не очень сильно. С другой стороны, я чувствую себя писателем, скорее, прозаиком-драматургом. Идти в зону прозопоэзии так называемой, с одной стороны, соблазнительно. С другой стороны, как бы чего не вышло. И вопрос в том, а нужно ли.

По словам писательницы, с одной стороны, у нее есть позыв «каждый раз себя преодолевать».

- С другой, мало кто знает тот факт, что Айвазовский писал портреты. Плохие портреты. И вот ты смотришь и думаешь, а если бы он всю жизнь себя преодолевал и писал портреты, чтобы тогда осталось от Айвазовского? У нас была большая дискуссия о том, что лучше - эксперимент и вызов или делать хорошо то, что у тебя получается. Редактор, который работает с авторами, сказал, что лучше делать то, что получается. Естественно, писательский метод предполагает не штампование одного и того же, а какое-то преодоление. Я для себя пока так и ответила на этот вопрос, я пытаюсь найти ответ. Мне кажется, этот вопрос будет ведущим на протяжении всей моей писательской, творческой жизни.

- Намекните, о чем будет ваш следующий роман?

- Мне интересен роман готический и любовный роман. И вот некоторый сплав отчасти этих историй мне сейчас интересно перенести на нашу почву, такую зыбкую, топкую и посмотреть, что произойдет. У меня есть какая-то часть текста, есть понимание, куда я иду, есть понимание, почему и как это сделано. Просто для этого нужно время, чтобы сесть и писать.

- Сколько времени у вас занимает работа над текущим романом?

- Расскажу про текущий, потому что у меня сильно изменилась жизнь с тех пор, как я стала известна как писательница. Темп жизни поменялся. Скажем, такая поездка, как сегодня в Уфу, но на Камчатку, и у тебя уже восемь часов времени теряется. Плюс какие-то другие активности поменяли темп жизни. В связи с этим темп работы над новым текстом замедлился. В среднем у меня уходит на написание два года. "Цикады" - исключение, на них ушел год, даже чуть меньше, потому что я была в очень жёстких сроках. И мне было жестковато, потому что я привыкла возвращаться. То есть я тот автор, как художник Репин. Он приходил в Третьяковскую галерею и дорисовывал уже готовые картины, а его выгоняли. Вот я такой автор.

«Сняты «Цикады» хорошо, но по чужим лекалам»

- Следите за отзывами критиков и книжных блогеров и как на них реагируете?

- Я, наверное, поначалу больше следила, а сейчас уже меньше. Ну, конечно, если есть какие-то громкие, выразительные отзывы, то ты на них реагируешь, в том числе и на ругательные. Но у меня была такая дилемма, когда я только появилась как писатель. Когда ты постишь в соцсети чужие отзывы, что делать с отрицательными? Есть такая опасность, что, когда даёшь ссылку на какой-нибудь отзыв, то приходят комментаторы, которые хотят тебя защитить и случайно "избивают" того человека, который просто высказал своё мнение. И это не очень хорошо, не очень приятно. И непонятно, что в таком случае делать, закрывать комментарии или просто ничего не давать. С одной стороны, это пространство для дискуссий. Мне интересно смотреть за мнениями, особенно за полярными, потому что мне кажется, что в целом все мои тексты так или иначе противоречивы.

- На отзыв Галины Юзефович по поводу "Цикад" вы отреагировали очень сдержанно.

- Там была целая история, потому что отзыв сначала появился, а потом внезапно исчез. Я уже испугалась, честно говоря, что кто-то сделал так, чтобы он исчез. Но оказалось, что просто его плохо отредактировали или выложили. У меня была хорошая идея, жаль, что она не получила своего воплощения. Мне бы хотелось сделать какой-то материал, где будет несколько мнений. Например, от человека, который смотрел сериал "Цикады", не читая книгу, человека, который смотрел сериал и читал книгу, и человека, который читал книгу, но не смотрел сериал. У меня даже был конкретный кандидат на эту должность Сергей Сызганцев, ученик Галины Юзефович. Он представитель поколения зумеров, учился на литературного критика, и ему текст понравился, он писал на него рецензию. Интересно еще, как разные поколения реагируют на один и тот же материал. Но в целом негативные отзывы, которые не затрагивают личность, - этой окей.

- Что лучше - смотреть сериал и читать книгу или вообще не смотреть сериал, а читать книгу?

- Я обычно даю такой совет. Сначала посмотрите первую серию «Цикад» и поймите, насколько это ваше - по сюжету и по эстетике. Потому что некоторым интересно, но подача сама не очень нравится. Тогда лучше переходить к книге. Первоисточник у нас - все-таки сценарий и сериал. Бывает, что история цепляет, а все остальное кажется странным. Например, знаю, что многим не нравится кастинг, потому что детей играют не дети, а 25-летние актёры. Знаю людей, которые, например, сначала прочитали книгу, потом смотрели фильм, и многим не нравилось то, что они увидели, потому что есть эффект экранизации. Ты прочитал, у тебя в голове уже свой сериал, а потом показывают кино, которое не совпало с твоими ожиданиями. У меня в голове так было. Когда я уже смотрела 2-3 серию, мне казалось, что что-то они не то показывают. И бывает наоборот, когда люди смотрят, что-то не понимают, возвращаются к книге и книга что-то объясняет. Это история индивидуального выбора. Снят сериал хорошо, но, возможно, немного по чужим лекалам.

- Многие критики и обозреватели говорят о поколении 30-летних авторов. Ощущаете ли себя представителем этого поколения?

- Мне кажется, мы довольно дружное поколение. И это связано с простым фактором: мы все проходили одни и те же школы жизни, писательских семинаров, лицеев и прочее. И в одно и то же время мы выстрелили. Отрадно видеть, как те люди, с которыми вы буквально сидел за одной писательской партой на семинаре в "Тавриде", выходят сейчас все вместе. Если говорить о творческом методе, то мы, конечно, разные. Например, мы разные с Исламом Ханипаевым. У меня и Веры Богдановой больше общего, чем у меня и Даши Бобылевой, которую я очень люблю и с удовольствием читаю. Но у нас куда-то делись сорокалетние. Есть поколение тридцатилетних авторов, которое вообще-то уже тоже движется к 40 годам. И многие говорят, что это неудачное название, потому что скоро они станут сорокалетними. Какой-то разрыв чувствуется, и новая номинация премии "Ясная поляна" под названием "Молодость" производит интересные впечатления. Но, безусловно, здорово, что она появилась и то, что она поощряет молодых авторов.

«У большинства из нас есть работа - у меня их три»

- Что нужно сделать, чтобы писатели стали как рок-звёзды? А не как Ислам Ханипаев мечтал об экранизации, чтобы хорошо зарабатывать.

- Ислам Ханипаев по меркам среднестатистического писателя живёт очень хорошо, потому что может себе позволить быть только писателем и больше никем. Это уже редкая роскошь. У большинства из нас есть работа. У меня их три. Это не потому, что я такая жадная и мне категорически не хватает денег. Это просто потому, что работа на меня сыпется и падает. Я хочу сказать, что на самом деле сейчас немножко меняется эта структура. И во многом культура книжных фестивалей этому способствует. Туры писательские по городам и весям повышают узнаваемость. Ислам, мне кажется, скорее исключение, потому что мы не так много знаем активных в социальных сетях молодых мужчин, у которых есть своя база подписчиков, фанатов, лояльных им людей, потому что, конечно, история про блогинг - это история женская. Женщины вели свои канальчики, женщины слушали про личный бренд и учились как-то выкручиваться. Кто у нас пример писателя с личным брендом помимо Иванова? Помимо того, что он сделал себя сам, у него есть ещё и агент.

Писательница уверена, что «безусловно, это все история про писательский бренд: надо себя раскручивать».

- Здесь есть несколько путей. Литературный, когда ты стабильно, по-пелевински выдаешь по книге в год. Но не каждая твоя книга будет популярна, с этим тоже нужно смириться. Или ты развиваешь свою популярность, узнаваемость. И как раз с медийностью сейчас, наверное, многие и работают. Как будто бы ситуация стала лучше в этом плане, чем раньше. Если мы говорим, что писательство - это профессия, то профессия должна что-то приносить. Если мы говорим, что писатели должны страдать, сидеть в углу, и работать на настоящей работе, но тогда они будут писать раз в пять лет. Кого-то вы будете ждать, а кого-то - я не уверена. Наверное, нужно просто признать, что писательство - это, безусловно, и проклятие, и предназначение, и еще много чего. В том числе, это и профессия. Это труд, на который нужно выделять время, на которое у тебя должны быть в том числе и возможности.

- Но ведь когда ты пишешь вечером после работы, это уже не то качество текста, чем когда ты пишешь на свежую голову?

- Недавно я писала текст одного проекта, пришла в кафе и думаю: дай-ка я сначала займусь этим текстом, а потом поделаю свою основную работу. И я написала в итоге этот текст за пару-тройку часов, а потом уже сделала свою работу. Если бы я сделала наоборот, я бы не написала этот текст – сто процентов. Потому что, когда нужно переключиться на что-то творческое, ты уже положенные тебе знаки куда-то в другое место отдал. В рабочий чат, например.

- Статистика подтверждает, что люди открывают книжные клубы либо сами туда записываются. Как вы думаете, с чем это связано, что в такое диджитальное время люди хотят встречаться, обсуждать книги?

- Возможно, люди просто хотят встречаться, потому что поводов встречаться у нас все меньше. Вокруг нас как будто бы стало меньше людей. Многие работы переехали на удалёнку. Я работаю полностью на удалёнке. Если я не захочу, я могу ни с кем особо не встречаться довольно долгое время. Кто-то из друзей, знакомых куда-то делся, уехал... Мне кажется, книжные клубы – это, скорее, развлечение тех, кто постарше. Я имею ввиду миллениалов. Это история про какое-то сообщество. Само сообщество читающих, оно не то чтобы прямо широкое. Сейчас обсудить с кем-то сериал намного проще, чем книгу.

Ася уверена, что «книжные клубы - это очень приятная штука».

- Ведь если вы читаете вместе книги, обсуждаете какие-то смыслы, у вас появляются единомышленники. Я преподаю эстонский, и у меня есть, наверное, человек 10-15 в моей жизни, с которыми я могу пошутить про какие-то эстонские штуки, потому что никто больше ничего про это не поймёт. И когда у тебя есть свой круг со своими шутками, смыслами, это, конечно, очень ценно. Книжные клубы это, мне кажется, больше женская аудитория. А почему? Потому что женщины, возможно, тоже более социально активные в том плане, что какие-то истории про хобби у женщин проходят вместе. Пойти в кино вместе с подружкой, пойти в музей вместе. И книжные клубы женщины тоже организуют. К книжным клубам я отношусь очень хорошо, потому что человеку нужен человек. Читателю особенно нужен читатель.