Результатом служебного рвения этого чекиста стали сожженные и закрытые церкви, многолетняя травля духовенства, покушение на архиепископа Уфимского и Стерлитамакского Феодосия, и самый настоящий разгром православия в БАССР.
С Божьей помощью
Фамилия Сигачева абсолютному большинству жителей региона ни о чем не говорит, а информация о чиновнике в открытых источниках практически отсутствует. В 1962 году, когда Николай Сигачев пришел на свою должность, в Башкирии было около сорока православных храмов.
- Но к концу 60-х на территории Уфимской епархии действующими остались только 17 приходов, большинство из которых представляли собой невзрачные молельные дома, - рассказывает историк Башкортостанской митрополии, кандидат исторических наук Павел Егоров. - Уцелевшие церкви удалось отстоять благодаря мужеству и бдительности прихожан и священников, хотя шакировский обком и уполномоченный прилагали все силы для полного искоренения православия в Башкирии.
- В первую очередь, планировали закрыть Троицкий молитвенный дом в Белорецке, - читаем в воспоминаниях протоиерея Михаила Кита, служившего настоятелем этого храма с 1975 года.
Официальным путем у властей ничего не вышло, несмотря на все усилия Сигачева, который грубо вмешивался во внутрицерковную жизнь. Тогда в 1978 году деревянный храм сожгли.
Но священник и прихожане не опустили руки и твердо решили строить новую церковь. На это раз кирпичную - чтобы никто не сжег! И с этим настоятель направился к Сигачеву на Советскую площадь.
- Сейчас трудно описать реакцию уполномоченного, когда я сказал ему о намерении строить новый храм в Белорецке, - продолжает священник. - Помню его округленные глаза, вытянутое лицо: он еле сдерживал себя от гнева.
И действительно, по словам очевидцев, редкий человек был способен выдержать взгляд старого чекиста в моменты ярости. Этот страшный миг люди вспоминали потом как взгляд откуда-то из глубин ада и долго не могли прийти в себя.
- Обычно он избегал смотреть людям в глаза, но в гневе, не мигая, глядел в упор жутким взглядом удава, - подтвердил нам по телефону сам отец Михаил, ныне секретарь Харьковской епархии, настоятель местного Александровского храма Московского патриархата.
- Я же вас предупреждал, что вам здесь делать нечего! — кричал в лицо священнику уполномоченный. — По закону храмы строить не запрещено, но его будет строить религиозная община, а вас мы переведем в другое место.
Но настоятель ответил, что церковь без священника не строится, поэтому он готов остаться в Белорецке без зарплаты и тут же написал расписку, что отказывается от денег.
- С той поры Сигачев затаил на меня великую злобу, - рассказал нам о событиях того времени протоиерей. - Этот человек много зла сделал и другим священнослужителям. Беспринципный чиновник, изощренно издевавшийся над духовенством.
Белорецкий священник и прихожане энергично взялись за дело, оперативно сумев получить письменное разрешение даже …в приемной Леонида Брежнева! А это была высшая «охранная грамота», нарушить которую партийное начальство не посмело, хотя перед этим Сигачев успел дать указания всячески препятствовать стройке.
- Но он и предположить не мог такой неожиданный ход с нашей стороны, - вспоминают участники стройки храма.
Зная о предстоящих проверках и придирках, переплачивали, покупая стройматериалы в одном месте, а документы на них по такой же цене - в другом регионе СССР, чтобы туда не дотянулись щупальца уполномоченного.
Жители Белорецка и окрестных сел не жалели средств и энергии на восстановление церкви, и дело быстро пошло на лад. Когда Сигачев приехал с инспекцией посмотреть, началось ли строительство храма, тот уже был покрыт и оштукатурен изнутри.
- Возмущениям уполномоченного не было предела, – продолжил свой рассказ по телефону отец Михаил. - Три дня специальная комиссия проверяла наши документы и ни к чему не смогла придраться. Храм мы возродили всего за 100 дней! Немыслимая скорость! Но затягивать было нельзя, иначе Сигачев мог выдумать какую-нибудь гадость и остановить стройку.
Потом руководство города получило строгие партийные взыскания, а первый секретарь Белорецкого горкома Вениамин Сурин на собрании партхозактива города сорвался на одного нерадивого руководителя: «Учитесь строить у попа»!
Отец Михаил и сейчас не теряет связь с нашим регионом, Башкортостанской митрополией и митрополитом Никоном, с теплотой вспоминает прихожан, вместе с которыми возрождал белорецкую церковь, но особенно - причисленного в 2001 году к лику святых архимандрита Моисея Уфимского, оказавшего молодому священнику большую духовную поддержку в тот сложный период.
Гангстеры с Советской площади
В советское время жители Константино-Александровки и окрестных сел Стерлитамакского района в течение нескольких десятилетий мужественно защищали свою церковь от закрытия, но против поджога в 1982 году оказались бессильны.
По закону молитвенные здания подлежали обязательному страхованию за счет прихожан на случай пожара, но… в пользу местных органов власти, которые естественно страховые деньги на восстановление церкви общине не вернули, а якобы потратили их «на культурно-бытовые потребности данного села».
А ведь Петропавловский храм в селе Константино-Александровка был построен на народные деньги ещё в 1914 году, а благословление на его строительство «ходоки» из Уфимской губернии получили у самого Иоанна Кронштадтского. Он же выделил деньги на иконы афонского письма. Часть икон при пожаре удалось спасти, и они хранятся в Стерлитамаке и в Уфе. Один образ подарили патриарху Алексию II.
После гибели храма Константино-Александровка стала угасать, и сейчас от прежде большого и многолюдного села осталось несколько брошенных полуразрушенных домов, ветхий колодец с лавочкой да старый погост рядом с пепелищем. И даже птиц почему-то не слышно. Какой-то лихой человек начал разбирать церковный фундамент на кирпичи.
Константино-Александровка брошена и разрушена, рядом остатки сожженной церкви и тут же большое действующее кладбище. Тишина кругом и людей нет. Как сцена из фильма ужасов.
На месте сожженной церкви установлен поклонный крест как напоминание о храме и деяниях партийных чиновников, поджогами церквей, насаждавших атеизм в Башкирии.
Помимо непрекращающихся попыток закрытия оставшихся церквей уполномоченный всеми силами стремился ограничить крещение, венчание и отпевание. В 1973 году Сигачев обязал духовенство, чтобы «крещаемый написал заявление в исполнительный орган о том, что просит окрестить его в православную веру, а два свидетеля (с паспортами) должны были засвидетельствовать в тексте заявления, что на крещаемого никто не оказывает давления и он психически здоров».
Но вновь назначенный архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Феодосий (Погорский) передал образец сигачевского «творчества» управляющему делами Московской патриархии Алексию, будущему патриарху, назвавшему подобную практику «возмутительной». Последовало его обращение в совет по делам религий при совмине СССР, который пресек самоуправство.
Сигачев не угомонился и запретил духовенству и прихожанам выходить к реке Белой во время праздника Крещения, класть продукты на канун (стол) в храмах в родительские дни. Но тоже получил отпор архиепископа, который пригрозил пожаловаться на этот произвол в Москву.
Феодосия хорошо знали в СССР ещё с 60-х, когда он открыто поддержал нескольких священников-диссидентов. Это был человек далекий от дипломатии, никогда не робел перед партийными чинушами и говорил им в глаза всё, что думает. Поняв, что согнуть его невозможно, сигачевцы пошли на крайние меры.
В 1975 году за несколько дней до праздника Пасхи на трассе Стерлитамак-Уфа подручные уполномоченного остановили автомобиль, в котором Феодосий ехал на службу.
– Вытащили из машины и избили до бессознательного состояния, - написал в своих воспоминаниях ныне покойный художник епархии Александр Хорошилов.
Через три дня в Великую субботу 3 мая владыка скончался. Убийц власти даже не искали.
- А кто и кого стал бы искать? - задает риторический вопрос Павел Егоров. - Самих себя? Об этом нападении тщательно умалчивают до сих пор, а многие, в том числе церковники, просто не знают об этом трагическом факте.
В семидесятые годы в кинотеатрах и на телевидении регулярно демонстрировали фильмы об американской и сицилийской мафии, преступлениях гангстеров. Но жителям республики и в голову не могло прийти, что у нас могло происходить что-то подобное.
Знал ли о бандитском нападении на Феодосия Мидхат Шакиров? По свидетельству очевидцев, руководитель республики «обладал феноменальной памятью», был в курсе всего, что происходило в его вотчине, «мог вспомнить даже через год детали любого разговора». Кроме того, действовала разветвленная сеть стукачей-осведомителей, о которой на VI пленуме 9 июня 1987 года поведал представителям ЦК КПСС секретарь по идеологии Тагир Ахунзянов.
Адвокат дьявола
Другую такую мрачную фигуру, как Николай Сигачев, в окружении Мидхата Закировича, пожалуй, трудно сыскать. Николай Петрович с 1962 по 1984 год служил уполномоченным совета по делам религий при совмине СССР в Башкирской АССР, то есть 22 года занимал должность, соответствующую статусу республиканского министра, но сведений о бывшем уполномоченном в нынешнем совете по государственно-конфессиональным отношениям при главе республики, не оказалось.
- Никаких документов о Сигачеве у нас нет, - сообщил председатель совета Вячеслав Пятков.
Не нашлось упоминания о Николае Сигачеве и в газете «Советская Башкирии», где было принято чествовать чиновников к юбилеям и публиковать сообщения о награждении государственных служащих госнаградами СССР, а ещё чаще почетными грамотами президиума Верховного совета БАССР. В числе отмеченных - секретари обкома и министры, не забывали колхозных председателей, доярок, скотников, артистов художественной самодеятельности и пионервожатых из самых глухих деревень, но ни строчки о Сигачеве за весь период нахождения его в должности. Служба в НКВД с 30-х приучила уполномоченного «не светиться». И все же нам удалось из самых разных источников буквально по крупицам собрать некоторые сведения об этом чиновнике.
Родился будущий уполномоченный, как следует из рассекреченных ныне документов военной поры, 2 августа 1911 года в селе Лукино Ржаксинского района Тамбовской области. В Лукино, где сейчас проживает около 500 человек и куда мы обращались в местную школу и сельсовет, до сих пор живут его родственники. Правда, никто из них не смог вспомнить хоть что-то о Николае Петровиче, оборвавшем все связи с малой родиной ещё до войны.
В 30-е годы Сигачев стал сотрудником НКВД, а в партию вступил в 1937-м. После убийства Кирова в 1934 году прекратился прием в ВКП(б), который возобновили только 1 декабря 1936-го. Но и тогда в «орден меченосцев» брали «штучно» - только самых проверенных.
Это было время «большого террора», когда НКВД, как сказано в «Кратком курсе истории ВКП(б)», уничтожал «извергов из бухаринско-троцкистской банды», расстреливал и отправлял в ГУЛАГ «белогвардейских пигмеев», «ничтожных козявок» и «подонков человеческого рода».
Правда, потом черед дошел и до «кровавого карлика» Ежова и многих тысяч его подчиненных. Но Сигачев благополучно пережил этот период, как затем и войну, когда охранял тылы войск. Ни разу не был ранен или контужен.
В октябре 1945 года инструктора уездного отдела общественной безопасности города Цоппот (Сопот) при советнике НКВД СССР в Польше капитана Сигачева наградили орденом Красной звезды. В рассекреченных ныне документах 2-го Белорусского фронта, сказано, что «в период март-май 1945 года он лично участвовал по вскрытию и ликвидации ряда вражеских подпольных и диверсионных групп, действовавших на коммуникациях Северной группы войск».
Правда, Северной группы в марте-мае ещё не было и образована она была лишь в июле, а в марте в только что освобожденном советскими войсками районе Сопота поляки, подстрекаемые новыми польскими властями, сразу начали массовое изгнание немецкого населения. Сопротивлявшихся убивали на месте или помещали в освободившиеся гитлеровские концлагеря с жесточайшим режимом. Отходящую «Народной Польше» территорию стремительно «очистили» по этническому признаку. Поэтому там не могли действовать немецкие диверсанты, потерявшие всякую опору среди местного населения.
Но в Польше в ту пору разгорелась острая внутриполитическая борьба, регулярно переходившая в вооруженные столкновения. И органы НКВД активно вмешивались, репрессируя противников новой власти и католическое духовенство, что называлось в официальных документах «очисткой тыла». А на мнимых немецких диверсантов всегда можно было списать акции против «Армии Крайовой», церковников и прочих оппозиционеров.
Постановление ГКО № 7588 «Вопросы Польши» от 20 февраля 1945 года, которое нам предоставили в Российском государственном архиве социально-политической истории, проливает свет на подобные «аспекты» деятельности инструкторов и советников НКВД и становится понятна причина секретности наградного приказа о Сигачеве. Советником министерства общественной безопасности Польши и начальником Сигачева назначили Ивана Серова, а с 27 апреля 1945 года - Николая Селивановского, который и подписал тот самый наградной приказ.
Оба генерала впоследствии были с позором уволены из «органов», а Селивановский даже отсидел полтора года в тюрьме. Но большинство их подчиненные, как тот же Сигачев, не пострадали, а перебрались на теплые места.
«В аду нет более услужливых чертей, чем падшие ангелы»
Формально уполномоченный подчинялся Москве, но зарплату получал в Башкирском совмине, который обеспечивал его как министра прочими номенклатурными благами. Практическую деятельность Сигачева направляли идеологи Башкирского обкома.
А 18 сентября 1984 года на IV пленуме обкома Шакиров публично потребовал от своих идеологов, чтобы те контролировали религиозные взгляды граждан от рождения до самой смерти «последовательно и непрерывно, на протяжении всех этапов жизненного пути человека». Но как ни бился Сигачев и партийные идеологи, им не удалось обратить в атеизм ни одного священника из Уфимской епархии.
- В те годы бывшие служители церкви, перешедшие в лагерь материализма, считались незаменимыми, очень ценными лекторами-атеистами, - вспоминал позднее бывший собкор «Советской России» по Башкирии Марган Мерзабеков. – В аду нет более услужливых чертей, чем падшие ангелы.
- Таких христопродавцев в республике не было! – подтвердил историк Егоров.
В 1983 году Юрий Андропов принял решение о проведении государственных мероприятий, связанных с тысячелетием христианства на Руси, и РПЦ стали начали понемногу возвращать ранее закрытые храмы и монастыри.
Шакиров, как опытный аппаратчик, чутко уловил ветер перемен и заменил способного только на топорные методы Сигачева более молодым и гибким Анваром Муратшиным.
Анвар Нурмухаметович до назначения в 1984 году на должность уполномоченного входил в состав Башкирского обкома и президиум Верховного совета БАССР, до 3 декабря 1983 года работал первым секретарем Ишимбайского горкома, а значит, был проверенным кадром товарища Шакирова. Это он в нарушение советского законодательства не воспрепятствовал варварскому уничтожению аксаковской церкви в селе Ерлыково Миякинского района, взорванной в июне 1987 года всего за несколько дней до отставки Мидхата Закировича.
- Видимо, Сигачёв подыскал себе достойную смену, - прокомментировал последнее обстоятельство Павел Егоров.
Бог все видит
Ещё в 1971 году «сигачевцы» предприняли попытку опорочить одного из наиболее уважаемых и непреклонных церковных деятелей СССР той поры - наместника Псково-Печерского монастыря архимандрита Алипия (Воронова), для чего использовали фельетон в журнале «Крокодил», выходившем тиражом в пять миллионов экземпляров. Высмеивание и унижение считалось главным методом антирелигиозной пропаганды, а фельетоны в башкирских газетах на эту тему писали даже прокуроры.
В 1990 году права уполномоченных резко сократили, на следующий год этот репрессивный институт упразднили полностью.
Николай Сигачёв умер 15 февраля 1990 года и похоронен среди простого люда на Южном кладбище Уфы в замусоренном и сыром квартале погоста. Искать его могилу пришлось несколько дней - и в голову не могло прийти, что бывшего министра могли похоронить в таком неприглядном месте.
Не было в газетах и полагавшегося ему по статусу официального некролога, в котором надлежало описывать заслуги покойного перед республикой. Действительно, не писать же про закрытые и сожженные храмы, нападение на архиепископа Феодосия и многолетние гонения на духовенство.
Руководство Башкирской АССР в разгар перестройки резонно не захотело дискредитировать себя и воздавать почести такой одиозной личности.
И только сердобольные работники управделами правительства БАССР, скинувшись, поместили небольшое соболезнование в стандартной рамочке на последней странице «Советской Башкирии» за 19 февраля 1990 года. Правда, назван там Николай Петрович всего лишь бывшим сотрудником совмина. По злой иронии судьбы это было первое и последнее публичное упоминание о чиновнике уровня республиканского министра.
На его могильном памятнике надпись: «Спи спокойно». Но, видимо, не стало покоя на склоне лет бывшему уполномоченному.
- Его сын Владимир был противоположностью отцу, – поясняет Павел Егоров, знакомый с ситуацией. - Талантливый парень, музыкант из «ДДТ». С отцом он не общался.
Действительно, оказывается, сын уполномоченного по делам религий - это тот самый легендарный Владимир Сигачев, один из создателей знаменитой рок-группы, автор ряда песен и он же, по признанию Юрия Шевчука, с которым познакомился в 1979 году, предложил в 1982-м название группы. Позднее Шевчук рассказал, что название группы означало вовсе не «Дом детского творчества», а ядовитый порошок - дуст, которым раньше травили клопов и тараканов, а «творчество носило в то время ярко выраженный социальный характер, потому что нас колотило от всего того, что творилось в стране многие годы».
Юрий Юлианович вспоминал этот период как «последние судороги режима». Его самого исключили из комсомола, чуть не убили на проспекте Октября, ударив трубой по голове на остановке «ДК завода «Синтезспирт», таскали в башкирский КГБ, который, как нам пояснил Леонид Сафронов, тоже плотно «опекал» деятельность уполномоченного по делам религий.
Видимо, вопросы относительно сына появились у «органов» и к самому Николаю Петровичу, а взгляды Владимира, тексты его остросоциальных песен, исполнявшихся «ДДТ» и гулявших на тысячах кассет по просторам СССР, сыграли свою роль в уходе его отца с высокого поста.
В конце 80-х творческие пути Юрия Шевчука и Владимира Сигачева разошлись, а в начале 2000-х следы последнего затерялись.