Параллельно с бесконечной «ментовской» эпопеей в творческой судьбе Трухина появились фильмы «Хрусталев, машину!», «Дети Арбата», «Гибель империи», «Письма к Эльзе», «Лабиринты разума». А в последние годы добавилась еще и «прописка» в одном из самых знаменитых российских театров — МХТ им. Чехова. В его составе Трухин побывал в Уфе, где сыграл заглавную роль в спектакле «Гамлет».
— Действительно ли многие актеры мечтают сыграть роль Гамлета? — интересуемся у актера.
— Мне кажется, что это заблуждение, литературное клише. Ничего заманчивого в этом нет: сложная роль, и мечтать об этом образе может только не вполне здоровый человек. Я — фаталист, берусь за любую работу, люблю, чтобы роли прилетали неожиданно. Я, например, никогда не думал, что мне позвонят из МХТ и предложат эту роль. Но шесть лет назад это случилось.
— За эти годы ваш Гамлет изменился?
— Конечно, ведь время идет вперед. Правильнее играть про сегодняшний день: за шесть лет многое произошло с нами, со страной, с политикой. На спектакле мы разбираемся в этом вместе со зрителем. Со мной на сцене однокурсники, которых я знаю лет двадцать — это Костя Хабенский и Миша Пореченков. Мы стараемся воздействовать на публику на эмоциональном уровне, зацепить каждого. Ведь пьеса Шекспира очень многогранна, многослойна, потому каждый вынесет что-то свое.
— Роль способна изменить самого актера?
— В момент работы над ролью это возможно. Мы репетировали «Гамлета» девять месяцев — все равно, что ребенка вынашивали. Довольно серьезный срок, на этот период я отказался от всего: от съемок, личной жизни. К тому же это огромный объем текста, который нужно выучить, освоить, сделать своим и желательно хорошенько подумать над ролью. На этот период, конечно же, что-то происходит с человеком, а дальше начинается работа на сцене.
— Есть роль, которую вы сегодня хотели бы переиграть?
Театр, к счастью, тем и хорош, что можно не останавливаться, постоянно репетировать, что-то изменять. Наш режиссер Бутусов, когда приезжает в Москву и попадает в МХТ, старается с нами порепетировать, хотя скоро мы сыграем сотый спектакль. А в кино ничего уже не вернешь. Раневской принадлежит выражение: «Кино — заведение босяцкое». Еще, по ее мнению, «сняться в плохом фильме — все равно, что плюнуть в вечность». Пересматривая свои старые картины, иногда краснеешь, а иногда улыбаешься, но чаще я не доволен тем, что происходит на экране.
— Работой в сериале «Улицы разбитых фонарей» довольны?
— Недавно понял, что я уже совсем не молодой человек. Когда шел с озвучания на «Ленфильме», ко мне подошла девушка лет 18-ти и сказала: «Когда я была маленькая, вы были моим кумиром». Я осознал, что мне уже далеко не 18. Мы заложили основу существования проекта — это предельная простота. Мы стараемся не играть, ведь это сериал не про ментов, а про живых людей, друзей. Проект продолжается — снимается уже 16-й год, это часть и моей жизни. На нем родились дети, выросли. Конечно же мы дружим с актерами, правда, не семьями.
— За это время характер вашего героя изменился?
— Он постарел на 16 лет, поумнел, помудрел. Для меня важно общение с людьми, с которыми мы этот телепроект начинали, поэтому я и не ухожу из этой истории и стараюсь их поддерживать. Понятно, что проект меняется: иногда — в лучшую сторону, иногда — в худшую, но почему-то мне сложно с ним расстаться, как ребенку с любимой игрушкой.
— Роли в кино или в театре вы цените больше?
— Театр подороже стоит. Не в смысле денег, а моего к нему отношения: затратности нервов, душевных переживаний. Зритель живой, он здесь, это не целлулоид. А что касается кинематографа, то за 16 лет я сумел там наследить. Это же массовое искусство, а театр, в котором работаю, — только в Москве и в единственном экземпляре.
— Что можете посоветовать начинающим актерам?
— Этой профессии учатся всю жизнь, а некоторые так и не постигают секретов ремесла. Мне интересней учиться: я до сих пор открываю что-то новое в партнерах, режиссерах, драматургии, в самой работе. Сейчас у меня 14-летний сын занимается в театральной школе, я слежу за ним, но советовать что-то не решаюсь. Это все сшито живыми нитками и очень важно не напугать, не поломать. Здесь нужно руководствоваться только собственной интуицией.
— Для чего же нужны театральные вузы?
— Конечно, многое зависит от педагогов, которые увидят в тебе способности, начнут развивать или загонять в какие-то рамки. А ведь талант тоже может уходить. Есть абсолютные гении, а есть технари очень высокого класса, которые пришли к этому кровью и потом. Человек может быть и не артистом вовсе — ничего не заканчивать, но в 40 лет вдруг его увидит Герман, и тот сыграет гениально.
— В чем миссия актера?
— Для меня эта профессия — возможность оставаться человеком. Может быть, это и звучит слишком пафосно. Существует не так много профессий, которые позволяют пытаться это сделать.
